Поиски истины затратны во времени, но место встречи с ней едино, и о нём говорится в Святом Евангелии, ведь Истина - есть сам Христос. Именно путём стихотворного отыскания Сергей Арутюнов нашёл свой путь в жизни, поэзии, но самое главное - в душе, освещаемой лучами Великой Истины. За этот путь он сумел доказать, что сильным в этом мире считается не тот, кто властвует, а тот, кто способен научиться прощать и подчинить себя послушанию по исцеляющей воле Спасителя.
Александр Орлов
***
Когда, ослепляем лучами,
Под пристальным взором Судьи,
Я слышу ему величанье,
Не смея в часовню зайти,
Любя лишь бродить по затонам,
Где душу печальную жгло, -
Вот чувство, в сравненье с которым
Все прочие просто ничто.
***
Время терять значенья
В огненной полынье -
Что я себе? Зачем я?
Много ли надо мне?
Тяглом пока не погнут,
Большего не хочу -
Стиснув ременный повод,
Сунуться под камчу.
Участь приняв такую,
Выпрямлюсь, не гнуся.
Исподволь истолкую
Волю небес: нельзя.
Чудятся неустанней
Млечному колтуну
Годы глухих исканий,
Горькие, как в дыму...
Бьются в грудном кармане,
Дальние берега -
Боже, весна какая,
Долго ли до греха?
Прежнее обживая,
Воля трубит отбой:
Долго до Божьей длани,
Лишь до неё одной.
РАДОНЕЖ
Отчего так бывает радостно,
Что, какая хмарь ни сожми,
Потеплеет лишь на полградуса,
Глядь - со склонов снега сошли...
Что ж ты так безутешно празднуешь,
Позабыв обо всём плохом,
Остроносо рубежный Радонеж,
Занавесивший рот платком?
Пара лавок, навылет улица...
Закуток и есть закуток.
Ничего тут уже не сбудется,
Кроме свадеб, смертей, картох.
И рассудишь - какая разница?
Дебет-крендель, секир-божба?
И штакетник привычно красится,
И торговлишка, вишь, пошла.
Пусть весной небеса суконные
Распадутся на облака,
Как сухие цветы за окнами
Цвета старого клобука.
***
Вот моя возможность не толкаться -
Встать к стене и видеть у стены
Тени человеков и акаций,
Призраки погостов костяных.
Я еще узнаю этот запах -
Жизнь и смерть, простые, как дрова,
Треск отточий в деревянных сагах
Или блеск реки на Покрова,
Дождь, ослепший в каменных трущобах,
Осени бесшумно-белый вскрик, -
Вот моя возможность быть прощенным
За контакт, что осенью искрит.
***
Вот эти шпалы – год, иной,
Размозжены, убиты в ноль,
И в солидоле –
Главарь, что сбиться понукал
Сюда, где ослабел угар
Мирской юдоли.
Нашёлся б хоть один герой
Прервать искрящейся игрой
Молчанье комнат!
Ужели так они вредны,
Пинакотечные ряды,
И пыль, и холод?
Но Ты, что вечно при делах,
Остановись, податель благ:
Ты шутишь плоско.
Что ты за бездну там разверз,
Пошлее Комеди Франсэз,
Больнее Босха?
Воззри ж, как утром золотым,
Истаивают, словно дым,
Слои тумана.
А плоть? Осилив скакуна,
И углеродиста она,
И атомарна.
О, мир! Ты странен, как фольварк,
Весь в змеях, ястребах и львах,
Среди саванны,
Где мы, держась в миру своём,
По дням термитами снуём,
Бессмертьем званы.
Ему Тобой принесены,
Мы – ожидание зимы,
А в промежутках
Лютует вьюга, даль яря,
Под серебренье ноября
На листьях жухлых.
***
Полжизни прожил по трафарету –
Теперь не майся, не рви стоп-кран.
Дано мне тело. Сдано в аренду.
Ни пуст, ни полон его стакан.
Поздняк метаться, вползать на бруствер -
Вовек не станешь судьбы правей.
Ведь если честно, какой я русский
С таким букетом таких кровей?
Я ваш сожитель – как те деревья,
Что бьют поклоны окрестной мгле,
Прося у Бога вагон терпенья
И новых бликов на хрустале.
Но тени полдня уже длиннее
Универсальных первооснов,
И сердца зябкое шевеленье
Рождает воли стальной озноб,
И только листья кружат над нами,
И каждый третий укоренён
В одном оттенке, в одной октаве
Начала года, конца времён,
В которых воля моя зачахла
И стал я сед, как Мафусаил,
Но если смог бы начать сначала,
То ничего бы не изменил.
***
"Ездок запоздалый..."
В.А. Жуковский.
...И с жизнью мы вновь не сойдёмся в цене,
Когда средь метелей привидится мне
Расцветший во мгле, одинокий, как ферзь,
Цветок небывалый, из пламени весь.
Иду я к нему, и, нежданно близки,
Трепещут и пляшут его лепестки...
Но, вдавлен в сугробы подобьем тавра,
Не знает, бедняга, ни зла, ни добра,
Судьбе не грозит ни тюрьмой, ни сумой,
Но мыслью о чуде, что было со мной.
***
Прости за упрощенье,
Достойное реклам,
Родившийся в пещере
У девы Мариам,
Но как понять, и можно ль
Упорствовать вдвойне,
Не зря во мгле вельможной
Пришествие твое?
В том стойле, где намечен
Божественный маршрут,
При блеянье овечьем
Спасителя не ждут.
Во бдениях бессонных
Гадальщик разъездной
Предрёк, что станет сполох,
Звезду затмив звездой.
Приютам и харчевням
В скрещении судеб
Ковчеговым кочевьем
Является вертеп.
И Ирод, нервно плюнув
Меж ромбом пахлавы,
Не верит в трёх верблюдов:
Какие там волхвы…
Но явь уже явила
Мальчишечьи глаза
От сотворенья мира
И до его конца.
На гибель веку-вепрю
Сугуба ектинья,
И сказкам я не верю,
Но верую – в Тебя.
***
О, сколько лет опустошенных
Проходит молча предо мной,
Когда безвестный пастушонок
Стадам командует отбой.
К чему прикидываться, мяться,
Когда от лжи так устаём?
Вина отпив, зажарив мяса,
Я гостя жду в дому своём,
И обмирает виноградарь,
Гружёным возом не пыля,
Когда божественной наградой
Покой снисходит на поля,
И в комнатах недвижны стулья,
И тени вечно голодны,
Как предвечернего бездумья
Серебряные галуны.
И мерны шорохи дверные,
И дождь, раскидист и крылат,
В своей заоблачной твердыне
Шуршит гранатом о гранат.
***
Сквозь дымку веков едва ли
Расслышишь одно из двух –
Охотников на привале
И необъяснимый звук:
Поскольку семь дней, как осень,
Отрекшись от баловства,
Пятнистая от коррозий,
Летит со стволов листва.
Но где тот чудесный мальчик,
Искусственный, как шелка,
В сплетениях мать-и-мачех
Выслеживавший жука?
В мерцанье ионосферном
Соломки не подстелил
Туда, где танцует с ветром
Тектоники пластилин,
И сам, кое-как подкован,
Сворачивал к полусну,
Под едкий вороний говор
Истаивал в белизну -
В скафандре и с лучемётом,
Во всей своей полноте,
Пытается быть четвёртым
И в Троице, и нигде.
***
Песчинок в чаше, условно верхней,
Еще довольно, да вот беда -
Из той, что ниже и откровенней,
И капля смыслов не отпита.
Где вы, сиянья вселенских вспышек,
Вражда туманов, дождей, племён,
Метанье листьев, давно остывших,
И свет, что мглою небес пленён?
От славословий, как от нападок,
Спасаясь бегством в пустынный край,
Безумья правых и виноватых
К себе в пещеру не забирай,
И век от века всё терпеливей,
Инобытиен, как скотовод,
Дыши одним лишь цветеньем лилий,
Цветеньем лилий из года в год.
***
Ласкали небо влажными ладонями,
Судачили о странностях престола
И век обозначали Anno Domini,
Рождаясь после Рождества Христова.
Мы выходили в полдень. Это значило
Земную глушь, где мельче не дробимы,
Метались искры лагеря казачьего,
Как Турбины, вращавшие турбины.
Вернулись в полночь - полыхало зарево,
Поскрипывал паркет, судьба юлила.
Так наше время было разбазарено
И стал язык раздвоен, как билингва.
И увлекаясь призрачной тематикой,
Не стали мы ни праведней, ни крепче
Над сумерками речи одихмантьевой
И вообще над сумерками речи.
В те дни, когда горели наши вотчины,
Мы небо ни о чём не попросили,
Поскольку весть несли, что вести кончены
До самой мглы. До светлой парусии.
БОГОМАТЕРИ
Пленяясь вечной новизной,
Услышь меня, о, Всеблагая,
В тени глубокой, навесной
От мук моих изнемогая.
Где небо в ряби голубей,
Утихомирь скорбящим взором,
Качай морскую колыбель,
Грози перстом галдящим сворам.
Внемли, как жалок мой кондак,
Железной стиснутый уздою,
И сам я немощен и наг,
И Сына твоего не стою.
Украдкой скалясь облакам,
Зонтам, шезлонгам и шифонам,
В отчаянье жую баблгам
И чувствую себя животным,
И в полудетский сон отплыв,
Уже не силах оглядеться,
Когда нечаянный порыв
С балконов сносит полотенца.
***
Этот берег, поросший крапивой и камышом,
Я узнаю мгновенно, и тут же пойму, в чём дело:
Вот и лодка моя, и брезентовый капюшон,
И сладчайшая мысль, как земля мне осточертела.
Так прощайте, наверно... Что вам теперь во мне,
Убелённые снегом правительственные святоши.
Отдаюсь безвозвратно серой речной волне,
Обязуюсь и мыслить, и думать одно и то же.
Столько лет безутешных насиловал жизнь свою,
Даже в малости малой сам себя ограничив,
Я теперь только берег свой узнаю,
Где осока седа, подболоченный лёд коричнев.
И судьба поддавала, и век меня колотил
Так, что я, наконец, нахлебался и тем, и этим.
Перевозчик окликнет - поехали, командир?
И окурок втоптав, хрипловато отвечу: Едем.
***
Какая одурь - холода, ветра,
И, знаешь ли, разбросанность такая,
Растерянность... и вера нетверда,
И что за дождь, когда порыв да капля
Срывается и на щеке горит,
И чем её унять, ни сном ни духом
Ни гордый лавр, ни клейкий эвкалипт,
Ни мухоловка в созреванье тухлом.
Трудись-трудись, минуты не присев.
Когда беда в тебя глядит раскосо,
Кто набело оценит их резерв,
И превосходство их, и первоскотство?
Пока, душа подушки перьевой,
Во мгле ты светишь крепостной рабыне,
Никчёмная слеза, наперебой
Тиранов славят хоры мировые,
И мера им одна, един закон -
Одна лишь ты, что, слушая себя лишь,
Молчишь пред занесённым тесаком,
Единственна, пред Господом сияешь.
***
