Я НЁС СВОЙ КРЕСТ…
Поэзия является для поэта не только верой, но и его крестом, который выбран им по небесному посылу, и несёт он его так, как дано свыше. Это стихотворное крестоношение явственно отображено Александром Хабаровым. В своих стихах он ни на мгновение не забывает о высшем предназначении поэта и поэзии. Каждая метафора осмысленна им, и потому словесные конфигурации так устойчивы и притягательны для читателей. Чувствуется желание поэта оказаться вне однообразной суеты бытия, возвысится над ней, стать непричастным ей. В стихах Хабаров словно преобразуется в того, кем каждый из нас будет, когда придёт назначенный час.
Александр ОРЛОВ
ПРОЧЁЛ
Я прочёл на странице семьсот двадцать два,
Что из желтых костей прорастает трава
И не выжечь ее сквозняками,
А однажды и люди воспрянут из пут,
И сквозь черное небо они прорастут,
Облака раздвигая руками.
Я прочёл на какой-то из главных страниц,
Что мы, люди, прекраснее лилий и птиц
И чудеснее ангелов Божьих;
Мы спасемся с тобой от воды и огня,
Только крепче, мой ангел, держись за меня
На подножках и на подножьях...
Я и сам-то держусь ослабевшей рукой
За уют, за уклад, за приклад, за покой,
За насечки по счету убитых;
Только где-то прочёл я — спасут не стволы,
А престол, пред которым ослы да волы
И повозки волхвов даровитых...
СВЯТО МЕСТО
Свято место пусто не бывает.
По ночам там ветер завывает,
В полдень - ночь кемарит в уголке.
Или забредет какой прохожий,
На простого ангела похожий,
С посохом ореховым в руке.
Снимет он треух пятирублевый,
Огласит молитвою суровой
До камней разграбленный алтарь,
И придут лисица да волчица,
Чтобы той молитве научиться...
- Здравствуй, - он им скажет, -
Божья тварь...
Солнце глянет в черные отверстья,
Голуби, как добрые известья,
Разлетятся в дальние края.
Грянет с неба благовест усталый,
И заплачет ангел запоздалый...
- Здравствуй, - скажет, - Родина моя..
ВОТ
Вот Родина моя – в полночном храме,
В горячем хлебе и в воде проточной.
Вот вся она – пейзаж в оконной раме,
Сырой сугроб на улице Восточной.
Вот жизнь моя – то крик, то лепет детский.
Шаг за порог под благовест стеклянный,
Да три вокзала – Курский, Павелецкий
И безымянный.
ДАЙ
Оправдай меня, Боже, словом
И молчанием оправдай.
Чтобы стал я ангелом новым,
Крылья легкие мне подай.
Дай мне, Боже, не быть счастливым
И несчастным не дай мне быть.
Дай мне то, что приму по силам,
Дай мне то, что смогу любить.
На земле этой черной, Боже,
С каждым годом все тяжелей
Прятать душу под мертвой кожей
И шататься без костылей.
Дай мне, Боже, такие крылья,
чтобы смог я хотя б на миг
Оторваться от снов бессилья,
Откреститься от страшных книг.
Не летать бы, играя силой,
Не парить от огня до льда —
Дай мне, Боже, чтоб я, бескрылый,
Падал в небо Твое всегда...
ЛАМПАДКА
Я купил себе лампадку,
Изгоняю тьму-змею
И к небесному порядку
Приучаю всю семью.
Огонёк-то невеликий,
Будто меньше нет огней,
Но зато виднее лики
И родные всё родней.
Сумрак рвётся как завеса,
Замирает всяка плоть.
Вот гвоздит Егорий беса,
Как велел ему Господь.
Серебрятся в светлом дыме
Над негаснущим огнём
Преподобный Серафиме,
Богородица с Дитём.
Вот и мы, в соборной стати,
Хоть и сонм наш невелик:
Я, жена и два дитяти
(ангельский пока что лик).
Коротка молитва наша,
Что попросим – Бог даёт.
Да не минула бы Чаша
Тех, кто к Чаше припадёт.
Чтоб лампадка не погасла,
Освещая путь далёк,
Подольём немного масла
И поправим фитилёк.
И в ночи, такой кромешной,
Что и слёз не сосчитать,
Уж дождёмся день утешный
И нежданный, яко тать.
МОЯ СТРАНА
Стране железной нужен князь,
А деревянной – царь.
А той, где скука, хрип и грязь,
Сгодится и фонарь.
Сегодня светит он живым,
А завтра – тёмен, туп –
Качнет, раздвинув сизый дым,
Обледенелый труп.
Я там и дня прожить не мог,
А умереть – забыл.
Страну, которой нужен Бог,
Я больше всех любил.
РОЖДЕСТВО
Двор крестьянский, небогатый,
хлев простой, народ простой:
пастухи и дипломаты,
генералы, депутаты,
конь в попоне золотой,
ангел тихий, Дух Святой;
гусь, теленок, кот и квочка,
ослик — добрая душа;
хоть бы краешком глазочка
посмотреть на малыша:
не сквозит ли из окошка?
где соломку подстелить?
зачадила вроде плошка,
масла надо бы долить…
Ничего не нужно, звери,
птицы, дети, пастухи,
вам открыты окна, двери,
вам отмерено по вере,
вам доступны все верхи;
спит Младенец синеокий,
от рожденья тих и свят,
спит, прощая мир жестокий,
спит, спасая мир жестокий,
освящая мир жестокий
и жалея всех подряд.
Расходитесь понемногу,
снег метет, трудна дорога,
и звезда всего одна,
но тому, кто видел Бога,
светит вечностью она.
ИЗ ЖИЗНИ АНГЕЛОВ
Ты мне досталась по ленд-лизу
Во время Третьей мировой.
Ты помнишь, шел я по карнизу
Над обожженной мостовой,
А ты летела в платье белом,
Разбив оконце чердака,
Но овладела смертным телом
Моя бессмертная рука.
И ты, стремившаяся к тверди,
Как в небеса стремится дым,
Вдруг убоялась дерзкой смерти
Под обаянием моим.
Внизу, под марш артиллериста,
Шагали пыльные полки,
Но я не выпустил батиста
Из окровавленной руки.
Держал тебя, как держат птицу,
Жалея хрупкие крыла,
Пока смещался за границу
Жестокий фронт добра и зла.
Мы полетели над закатом,
Над стольным городом руин;
Ты помахала вслед солдатам,
Но обернулся лишь один.
В железном визге артобстрела,
Ломая стебли камышей,
Я нес тебя, как носят тело
Из грязи вражеских траншей.
В тот миг все люди были братья,
Весь мир казался неземным,
Когда сплелись твои объятья
Над одиночеством моим.
И словно из морей на сушу,
Как из сраженья в лазарет,
Я нес тебя, как носят душу
За облака, где смерти нет.
ИЗ ЖИЗНИ ПЕВЦОВ
Мой голос тих в пучине ора,
Среди поющих – хрипловат…
Недавно выгнали из хора,
Я снова в чем-то виноват.
Не дотянул какой-то ноты,
Когда «бродяга в лодку сел»…
Но я же плакал, идиоты!
Я плакал – значит, тоже пел.
Но умолкают лицемеры
Когда, войдя в недетский раж,
Ору я в храме «Символ веры»,
Хриплю, сбиваясь, «Отче наш»…
И подходя к известной Чаше,
Я смутно думаю о том,
Что не нужны мне песни ваши,
Их не поют перед Судом.
Но я и там молчать не стану,
Не зря прошел и Крым и Рым,
«Прости мя, Отче!» - громко гряну
Охрипшим шепотом своим…
ПЛЯСОВАЯ
Эх, лиха беда - начало!
Дайте в руки мне гармонь,
Чтобы душу раскачала
Неумелая ладонь!
Эх, пройдусь, лады терзая,
Отпою кого-нибудь!
Попляши-ка, волчья стая,
Рви клыками белу грудь!
Ночь темнее, круг поуже.
Рвется пташкою душа.
Я за нож, а морда - в луже,
И на откуп - ни гроша.
Ах вы, волки, злые звери,
Отпустите мужика!
Я уйду в другие двери,
Я попал не в те века!
Что за танцы без любови?
Что за песня - грудь в огне?
Что-то, братцы, много крови,
Что-то, волки, страшно мне!
Эх, гармошка, много бзика!…
Волчья шея без креста.
Пропади-ка ты, музЫка,
Сгинь-рассыпься, сволота!
Не хочу плясать с волками!
Святый Боже, помоги!
Стукнул в землю каблуками -
Расточилися враги.
Затерялся в поле чистом,
Не отыщешь без огня.
Ох, не буду гармонистом -
Помолитесь за меня.
СЛОВО БОЙЦА
Я слова подкрепляю делом,
оттого-то и жив едва.
Над землей, как над мертвым телом.
склонилась моя голова.
Обнимает меня осока,
лижет ноги пёс-ветерок.
Я лежу над землёй высоко,
далеко от меня восток.
Льется дождик за мятый ворот,
ворон ходит вокруг меня.
Я в руинах лежу, как город,
нахлебался воды и огня.
Может быть, посреди травинок,
честь по чести грядет исход,
и найдет меня светлый инок,
а, быть может, и не найдет.
И останусь в миру, как в храме,
где молитва - сплошь немота.
Подкрепляя дела словами,
я уже не умру никогда...
ЭХО ПСАЛТЫРИ
Воскреснет Бог, и разбегутся мрази,
Что хаяли в азарте и экстазе
Земныя и небесныя Творца;
Помчатся в никуда, не зная броду,
И расточатся в мрачную свободу
Безвременья, безбожья и волчца.
Воскреснет Бог, и расползутся гады.
Лица Его бегут, им нет награды
За ненависть, гордыню и корысть.
Возрадуются вдовы, дети малы,
Садами зашумят лесоповалы,
Дежурный херувим запишет: «Бысть».
Воскреснет Бог, и распадутся сети,
Все голуби взлетят, и все на свете
Бессмертники сквозь смерть произрастут;
Коль снег занес – зверьё отроет лазы,
Всех тонущих – удержат водолазы,
Пожарные – пылающих спасут.
ВЫХОД
Темна вода, и небо всё темней.
Я вышел прочь из города живых,
Из музыки, из тысячи огней
Из тяжких и враждебных мостовых,
Из лагерей, из пыльных картотек,
Из детских сказок и недетских снов.
Я вышел из всего, где человек
Всего лишь сочетанье громких слов.
Кто разберет теперь, куда я шёл?
Мой путь лежал меж небом и землёй,
Я нёс свой крест, и не был он тяжёл,
И не был он чужим, а был он – мой.
***
