Лирика лауреата Патриаршей литературной премии 2024 года Виктора Кирюшина опознаётся по выступающей вперёд воле не возмутить чувства какой-либо нахальной дерзостью, не оглоушивать и не ошеломлять сознания лихими инвективами по различным адресам.
Поэт исповедует принципиально негромкую строку, напряжённую в одном старании – негромком вздохе, и чем тише этот вздох, тем подлиннее речь, и тем правдивее звучит этот невыдуманный, не форсирующий звука и смысла и не отклоняющийся от внутренней истины голос.
Тайна Кирюшина – в простоте, в подаче, будто бы намеренно лишённой патетических начал. Все смыслы его – за смыслами, старательно наложенными на канву швами обозначений одного другим, в междустрочии и микро-интонации. Мы понимаем, о чём он говорит, и этого достаточно, извне же, не из лона русской культуры, понять Кирюшина, наверно, и невозможно, и по большому счёту не нужно.
Нам больше объясняться не с кем
Сергей Арутюнов
***
Долго идти до Синюхина брода:
Церковь, погост и опять же погост…
Сколько легло в эту землю народа?
Больше, должно быть, чем на небе звезд!
Вдруг понимаешь без гнева и боли —
Жизни законы по сути просты:
Света полно золотистое поле,
Скорбные рядом темнеют кресты.
Буйно восходит из тлена и праха,
Все принимая, забвенья трава…
Только одна милосердная птаха
Плачет и плачет, как чья-то вдова.
СОРОКОВОЙ ДЕНЬ
Он ушел от родимого крова.
Гаснет день, остывает строка…
Помяните поэта Кострова,
Поле русское, роща, река!
Помяните, прибрежные ивы,
Что стоят у воды в серебре.
Сколько раз, словно мальчик счастливый,
Удил рыбу он здесь на заре.
Не кумир, не записан в святые,
Но великую тайну словес
Знал, как знают шмели золотые
Да наполненный звуками лес.
Жизнь была то добра, то сурова,
Бесконечна, а все ж коротка...
Помяните поэта Кострова,
Поле русское, роща, река.
* * *
Превратностей земная череда
Для смертного, увы, недолго длится,
Но дерево и камень, и вода
Нас памятливей на слова и лица.
Унылому забвенью вопреки,
Не принимая тленья и распада,
Они хранят касание руки
И трепет губ,
И безмятежность взгляда.
Мы разные, но мы одних кровей
Со всем преобразившимся однажды
В молчанье камня,
Музыку ветвей,
Глоток воды, спасающий от жажды.
* * *
На Руси предзимье.
Порыжело
В ожиданье первого снежка
Вымокшее поле возле Ржева,
Луговина около Торжка.
На венцах колодезного сруба
Смыта влагой летняя пыльца.
Ветрено в дубравах Стародуба,
Изморозь на куполах Ельца.
Как царевна юная наивна,
В небе пышнотелая луна,
А под ней Коломна
И Крапивна,
Нерехта, Кириллов, Балахна…
Примеряют белые одежды
Улочки, бегущие к реке.
Ангелы тревоги и надежды
Неразлучны в каждом городке.
Свят покров над пажитью и пущей.
Шепчут губы: «Господи, спаси!»
Что нам обещает день грядущий?
Холодно.
Предзимье на Руси.
МОГИЛА ПОЭТА
Памяти Н. И. Тряпкина
Люди не ходят,
А травы к поэту пришли,
Следуя зову приятельства и простодушья.
Немудрено украшенье могильной земли —
Мята, кипрей, одуванчик
да сумка пастушья.
Ты укрощал табуны полудиких словес
И приручал своевольную птицу гагару…
Что там теперь
с неулыбчивых видно небес?
Тяжко ль молчания вынести вечную кару?
Крест потемневший
доверчиво обнял вьюнок.
В гуще крапивы
дождя мимолетного блестки.
Славный поэту природа
соткала венок —
Хвощ да осот,
Сон-трава да кукушкины слезки.
Люди больны,
Времена безнадежно глухи.
Я бы и сам не поверил в наивные сказки,
Если б не знал,
Как растут из забвенья стихи —
Чертополох, василек и анютины глазки.
ИСТИНА
Давайте о главном,
О сущем,
Чему и названия нет,
Как этим вот липам цветущим,
Густой источающим свет.
Что толку в раскладе ученом,
Ведь истина наверняка
В неявленном,
Ненареченном,
Непонятом нами пока.
Как некая дивная птица,
Внезапно мелькнет у лица…
И манит она,
И таится,
И гибнет
В руках у ловца.
СУДИМИР
Ночной перрон как будто вымер,
Безлюден крохотный вокзал.
— Какая станция?
— Судимир!
Случайный голос мне сказал.
Живя обыденным и сущим,
Кто не загадывал из нас
О предстоящем,
О грядущем,
Что ожидает в некий час?
Бесстрастно время, словно молох,
Нам не дано его продлить…
Но заглянуть за темный полог?
Предвидеть?
Предопределить?
За что же будем мы судимы?
Когда и кем?
Предвосхити,
Поскольку неисповедимы
Земные краткие пути.
Но больше не было ответа,
Лишь волновало душу мне
Чередованье тьмы и света
В незанавешенном окне.
* * *
Льнет паутина к седеющим мхам.
Свет убывает.
Время рождаться грибам и стихам.
Так и бывает.
Снова сгорают в багряном огне
Тихие рощи.
Время подумать о завтрашнем дне
Строже и проще.
Что там в логу, на ветру трепеща,
Шепчет осина?
Время прощать,
Даже то, что прощать
Невыносимо.
ГЕРАНЬ
И все же рай не за горами,
Как нам порою говорят,
А там, где мамины герани
На подоконниках горят.
Сентиментальностью и грустью,
И беззащитностью пьяня,
Цветок российских захолустий,
Ты вновь приветствуешь меня.
Таится серое предместье,
В тумане улица и храм,
А ты пылаешь в перекрестье
Дождями выбеленных рам.
Картинка северного лета
На краски ярые бедна,
Но сколько нежности и света
Идет от этого окна!
Так вот он, рай,
Не за горами
И лучше сыщется навряд,
Покуда мамины герани
На подоконниках горят.
НОЧЬЮ
Густеет ночь у Девичьего вира —
В округе полусонной
Ни огня.
Загадочнее сотворенья мира
Грядущее возникновенье дня.
В кромешной тьме неясно отразятся
Неровный шаг
И сбивчивая речь…
Подумаешь:
Откуда свету взяться?
Да и кому дано его зажечь?
И призрачным покажется вращенье
Вокруг светила тверди и воды.
И долго душу мучит ощущенье
Какой-то неминуемой беды.
Подборка опубликована в журнале «Православное книжное обозрение»
