Только единицы из тысяч и тысяч русских поэтов поняли: язык старообразный, похожий на классические образцы и почти не отличимый от них, «имеет хождение» на территории страны, но прав у него сегодня не больше, чем у антикварной монетки.
Поэт нашего тысячелетия, уже не может не просто «рифмовать глаголы», но размеренно накатывать строку за строкой, будто бы никакого шторма на море нет.
Шторм есть, и он в наши годы только расходится. Татьяна Воронова (Воронеж) поняла главное – прежнего языка нет, и поэтическая просодия либо взрывается изнутри, либо не существует. Вчитываясь в её строки, эту позицию понимаешь прежде содержания.
Иная графика, иной ритм. Да будут они благословенны
Сергей Арутюнов
Охота
В черных скалах протяжный разносится зов:
Homo homini... (дальше – как надо).
Так тетрарх открывает охоты сезон:
Голодна его Иродиада.
И, как будто заранее сроки узнав,
Сорок жизней оставив пустыне, –
Ты приходишь ко времени волчьих забав,
И тебя этот за́трав* не минет.
А за ним предстоящее – только эрзац,
Только тень настоящего ада:
Дно – достигнуто.
Некуда.
Точка.
Абзац.
...Значит, Бог – где-то рядом.
* начало охоты, травли зверя
Вербное воскресенье
1
Кроется в мерзлом апреле нездешняя искренность,
В сером запазушье неба таит он ее.
Нет, не весна, – а босая бездомная истина
Поздних сугробов подтачивает забытье.
Все мы здоровы одною весенней заразою,
В мерзлом апреле – едва кто узнает себя...
Ветер продрогший справляет поминки по Лазарю,
Пряди ветвей у растрепанных верб теребя.
2
Весна хлопочет деловитой Марфой:
Раздвинет ветки, чтобы свет был лучше
И золотистее, – концы их распушит
(По-праздничному этак), – отодвинет
В сторонку тучу и протрет край неба, –
Рукой по первым всходам проведет,
Окинет сделанное быстрым глазом...
Так... ну теперь как будто всё готово
К приходу Гостя...
3
Засмеялись лужи – будто щеки,
Не просохшие от слез.
Воробей очнулся и защелкал:
Близок, близок Гость.
Из прозрачных облачных пеленок,
Над поднявшейся травой
Солнце выкатилось – как осленок,
Не носивший никого...
***
Покровы сорваны. Обнажена
Та двухтысячелетняя весна.
Пусть столько же веков промчится мимо –
Она не будет преодолена.
Не заслонить ее – ни сладким дымом,
Ни влажным запахом земли, хранимой
Созвездьями. Она обнажена
И горькой желчью до краев полна.
В ночь перед этим днем неисцелимым –
Над дымом этим – так же руки грел,
Когда петух – какой по счету? – пел...
Тайная вечеря
... Всем поровну – и хлеба, и вина.
Когда подходит исполненье сроков,
То говорить возможно без намёков
И суть вещей – уже обнажена.
Вот так, отбросив навык многих лет,
Одним рывком, без видимых усилий,
Одежду из костей и сухожилий
Душа снимает, выходя на свет.
Пасха в 2020 году
Нежнейшее вымя из творога
Завязано в марлевый жгут.
Зараза гуляет по городу,
У кладбища вишни цветут.
Апрель во все форточки просится,
Вечерние дали ясны...
Успели войти мироносицы
В режим партизанской войны.
Мука рассыпается по́ столу,
У кладбища – ви́шневый дым.
Разогнаны страхом, апостолы
Сидят по квартирам своим.
Как знать, от чего они прячутся –
От тех новостей, что гнетут?..
... Со временем – все обозначится.
У кладбища вишни цветут.
И это когда-нибудь кончится,
И вишни цветут как цвели,
И тихо ликуют подпольщицы,
Что кто-то валун отвалил.
АдонАи
...ибо Господь Бог Израилев сражался за Израиля.
(Книга Иисуса Навина, 10:42).
Если за нас Ты сражаешься, Господи Боже -
Зноем и холодом, камнем и огненным свистом,
Блеском росы на руне, остановленным солнцем,
Западным ветром, сдувающим воду с залива,
Трещиной каждой на серых скрижалях завета, -
Значит - падет Карфаген и хана Ханаану,
Если Ты щит и оружие поднял над нами.
Пусть им законной победы мерещится призрак
И очевидно стократное их превосходство,
Мы же не станем искать объясненья другого:
Нас в эту битву повёл генерал Адонаи...
...Шёпот песка под ногой в безоглядной пустыне...
Помнит пустыня полки, обращённые в бегство.
Значит, и я не открою врагам Твоим тайну,
Значит, присягу Ты принял мою, Адонаи...
Рождественский звонок
Всё верно – мало нового на свете:
Испробовал один – знакомо всем.
И чей-то номер так же безответен,
Как был однажды ночью Вифлеем.
Ну разве непонятно (вот упрямство!):
Едва ли к телефону подойдут...
Вторженье неземного постоянства:
На том конце – всё не бросают. Ждут.
Но с ленточного, ёлочного мира –
Сопротивляться поздно! – снят покров:
Быть может, тишину прорвал квартиры
Сам Бог, уставший от пустых гудков?
Звон телефонный – робок и негромок,
Но вскоре в нём прорежется набат.
Здесь – занято...
Здесь – заняты...
Ты – дома?
Тебе звонит Господень младший брат.
Отрывок из письма
... А в сущности – мы все карандаши,
Которыми Он пишет нашу жизнь.
(Но ты спешишь, как нервный Буратино...)
Мы – кисть и мастихин в Его руках,
А кисть, в начальных путаясь мазках,
Едва ли видит замысел картины.
Мы – краски и холсты. Материал
Для будущих шедевров подбирал
Художник предвкушения и знаний
Того, какая (мнению холста
Противореча) будет красота
Сотворена – из нас – для нас – и нами.
***
Точка лесного костра в остывающем мраке...
Господи! Я не умею читать Твои знаки!
Пламя сжимается... Видимо, в этом все дело:
Мне Твоих букв не прочесть, – как бы я ни хотела...
Чьи же ладони лесным огоньком обогреты?
Не было, нет и не будет прямого ответа.
Только стоит вдалеке – и скрываться не хочет
Точка лесного костра в остывающей ночи...
***
Жизнь, ушедшая в песок, как вода.
Мать-пустыня – ни письма, ни следа.
Мать-пустыня – ни ростка, ни звонка:
Безымянность под покровом песка.
Здесь дыхание – что утренний дым...
Слышишь, Господи? Я Твой аноним!
От Тебя не утаятся следы
В тех местах, где ни зверья, ни воды,
Только Твой ли это огненный взгляд –
Или просто над пустыней закат?
Свиток жизней, растворенных в песке,
Список этот – у Тебя ли в руке?..
... Безымянность – до последней черты,
Беспредельная, как власть высоты.
Долгим эхом говорит тишина.
В небе выписаны все имена...
Исход
В календарной лжи – зреет торжество
Сроков и часов.
Время – щит богов: кто прочней кого?
...На дверях – засов:
Время прячет ключ – и берет в тиски.
(В щель бы... и ползком...)
Сзади Вавилон. Впереди пески.
Умирать легко.
Уходить легко, – замыслы свои
Бросив на пути.
Ни один рубеж здесь не устоит –
Зря не возводи.
Ты и без того подошёл к черте:
Самый воздух густ,
Словно чья-то кровь... и трепещет тень,
И пылает куст,
И угаром слов за спиной трубят
Высохшие рты...
Выбирай теперь – самого себя,
Пасынок воды.
... Лгут календари. С неба – тишина.
– Вот я, господин!
Сзади фараон. Впереди волна.
Выход – лишь один.
На Страстной
(отголосок Пастернака)
Уже весна теплым-тепла,
Гудит церковный дворик,
И на аллею тополя
Сережкой щедро сорят,
И от страстного четверга
Вплоть до страстной субботы
Счет заработанным деньгам
Ведут хлебозаводы,
И солнце сочный блик кладет
На крашеные яйца, –
А две березы у ворот
Привычно сторонятся.
В неярком отблеске свечи –
Черты святого Тела...
А мимо тащат куличи:
Есть и важнее дело.
Опять доносится «Аминь»,
Всё больше двор запружен...
Как трудно умирать за мир,
Которому не нужен.
***
на каком-то отрезке
нелинейного времени
"здесь и сейчас"
помножено
на коэффициент вечности
там темнеет Ершалаим
там слышится стон
Бога
за минуту до смерти
там капли холодной воды
сбегают с кистей прокуратора
и разбиваются
на дне серебряной чаши...
...тук...тук...тук...
...На каком-то отрезке
нелинейного времени
тишина сегодня нарушена –
и восстановлению не подлежит.
Вы слышите? –
Эхо разносит шаги.
Он двинулся в путь!
Он приближается!
Он идёт,
чтобы спящего
вырвать из летаргической комы,
чтобы вспять развернуть
время
и сделать его
нелинейным.
– Эй,
выходи же на свет,
Лазарь!
***
Бог приходит, как солнце
Сквозь туман декабря:
Под плащом царедворца –
Скрыта поступь царя.
Бог приходит, как счастье –
Без литавр и фанфар:
Так идет самовластно
На бумагу строфа.
Он пришлец – из пустыни
И незрим, словно звук.
Вместо «присно» и «ныне» –
Только вечное «вдруг».
… Ничего, кроме света.
Ни вопросов, ни слов.
Бесконечность ответа,
И простерто крыло.
