Пока выходит «Зелёная серия» Сретенского монастыря, можно быть спокойным и за жанр короткого православного рассказа – не заметят, как прочтут, потому что восходит он к притчам Святого Писания так же органично, как само оно написано ими.
Ольга Севостьянова – писатель, в том числе, детский, и один исток здесь подпитывает иной: чем строже искус, тем шире распахивается горизонт. Время, о котором словесник часто говорит, 1990-е, когда и вера была выведена из-под удара, но расплодились об руку с нею такие соблазны, что пером и не описать. Что думать нам о нашей свободе? Что – о том, кто такие мы сами?
Ответы – в нас. И в Церкви
Сергей Арутюнов
В жизни каждого случаются минуты, когда, раздвинув чадный покров, мелькает ослепительной белизной рука Ведущего.
Архиепископ Иоанн Сан-Францисский.
МЫ ЗА ВАС МОЛИМСЯ
У моей школьной подруги пятеро детей и очень непростая личная жизнь. Об этом я узнала, когда мы встретились с ней спустя сорок лет после окончания школы. Интернет помог нам найтись. Оказалось, живёт Нина теперь неподалеку от меня в небольшом городишке средней полосы России.
Мы встретились с ней – и проговорили весь день без остановки. Вот тогда она и рассказала мне историю, как осталась одна с детьми на руках. История банальная: муж нашёл другую, а на вопрос, как же он мог так поступить, ответил кулаками. Целый месяц провалялась моя Ниночка в больнице с отслоением сетчатки глаза, света белого не видя в прямом смысле слова. А тут ещё в Кишинёве, где она тогда жила, наступили новые времена. Квалифицированный врач, осталась она без работы, потому что русских морально уничтожали. И чтобы прокормить пятерых детей, мал мала меньше, пошла моя Нина полы мыть. В общем, пришлось ей уезжать тогда в Россию и начинать тут жизнь сначала.
Когда после разлуки величиной в жизнь Нина приехала ко мне в первый раз, я, конечно же, потащила её в наш Свято-Успенский женский монастырь. Рассказала, что он был основан здесь в XVII веке, закрыт при советской власти и возрождён в 1991 году. Про знаменитую Александровскую слободу, где пятьсот лет назад правил Иван Грозный, она и сама была наслышана. Сначала пошли мы с ней на музейную экскурсию. А потом, говорю, в Троицкий собор с тобой пойдём. Она было засомневалась. Надо ли? Везде чудилась ей тень Ивана Грозного… Ведь Троицкий собор – это один из его бывших домовых храмов. Всё-таки уговорила я её. Музей это одно – а монастырь совсем другое, хотя сегодня они в одном месте сошлись.
Вошли мы в храм – и вдруг Нина моя слезами залилась. А человек она абсолютно нецерковный и в силу своей профессии отнюдь не сентиментальный, слезу из неё выжать трудно. А тут – почти в голос рыдает. Уже после мне рассказала, что всю свою жизнь здесь выплакала, всю душу слезами омыла.
В следующий раз Нина, когда приехала, в монастырь уже сама побежала. За детей помолиться, свечи поставить, записочки написать. Возвращается оттуда – и прямо с порога меня спрашивает:
– Ты зачем монахиням в монастыре про мою жизнь рассказала?
Я опешила.
– Ничего я никому не рассказывала…
– Не знаю тогда, как такое может быть… Не понимаю!.. – восклицала подруга.
– Да расскажи толком, что случилось…
Немножко успокоившись, Нина рассказала, как зашла она в иконную лавку и спросила, какие молитвы ей нужно за детей своих заказать, чтобы всё хорошо у них было… И сколько это будет стоить…
– Ничего не надо заказывать, – глядя ей прямо в глаза, спокойно ответила монахиня. – Мы за вас и так молимся… И за тебя, Нина, и за твоих пятерых детей тоже, и за внуков… – и перечисляет всех по именам… – А скоро у тебя ещё один внук родится…
Нина смотрит на неё – и такое у нее состояние, будто это не наяву, а во сне происходит… Потому что как такое может быть…
Вышла она из иконной лавки – слёзы текут, глаза туман застилает, ноги подкашиваются… В кулаке деньги зажаты, которые монахиня не взяла…
– А как она выглядела, инокиня эта? – тормошу я её. – В иконной лавке там старушка работает, маленькая такая…
– Нет, эта молодая была, высокая, а лицо… Ну, знаешь, даже трудно его описать… Как на иконах пишут… Разве такое бывает?.. Я думала, что это ты им всё про меня рассказала…
Спустя месяц Нина приехала в монастырь с дочкой, которая ждала ребёнка. Вскоре Настя родила сына.
Я И «ПЕЧКА»
Было мне тогда уже за сорок. Семья. Работа. Подрастающие дети. Никакой, как говорится, личной жизни. И на смену лёгкому разочарованию, что всё интересное уже позади, а впереди только увеличивающиеся заботы и гипотетическая старость, незаметно подкрались мысли о смысле жизни. Зачем всё это было нужно? Вот так родиться, привести за собой на этот свет детей, помучиться, а потом всем умереть? Какой в этом толк?..
В поисках этого самого смысла в разбродные 90-е годы куда меня только не заносило… То вслед за Рерихами очаровывалась я Агни-йогой, то по следам Порфирия Иванова ныряла в снежные сугробы… Бросаясь то в одно, то в другое, стала изредка и в храм заглядывать. Правда, бабушка в церковь меня ещё в детстве водила. И ничего нового с той поры там не появилось. Так же горят на подсвечниках свечи. Так же торжественно-размеренно идёт служба. Так же крестятся люди, иногда падая на колени. А я стою среди них – и ничего не понимаю. Особенно странно, когда у тебя под ногами кто-нибудь распластывается, а ты возвышаешься столбом и думаешь: «Молодая девушка, не бабуля какая-нибудь, стоит на коленях, лбом в пол... Что ею движет? Почему у тебя нет такой потребности, а у неё есть?..»
Однажды знакомый мужчина то же самое про себя мне рассказал. Как все на колени в церкви упали, только он один остался. И вот, говорит, стою я, по сторонам глазею и вижу: а ведь не один я такой, вдвоем мы – я и печка церковная. Стыдно ему стало. Вот тогда и рухнул он на колени.
А я всё никак в толк не возьму… Зачем?.. Пока не случилась и у меня своя «печка»…
Было это в 1996 году, когда в Москву со Святой Горы Афон привезли мощи великомученика Целителя Пантелеимона. Вообще-то раз в год их переносят к подножию Горы для поклонения. Однако на этот раз произошло невероятное: усечённая глава святого в специальном серебряном ковчежце была привезена в Россию.
Мы целой группой тогда в столицу поехали во главе с батюшкой. Поклониться Целителю Пантелеимону – это дело святое. Ведь у него можно здоровья попросить, а у меня дети без конца болеют, мне обязательно «чудо исцеления» нужно. За детей я на всё готова. Даже когда очередь увидела, такую громадную, какую никогда в жизни раньше не видела, всё равно решила, что буду тут день и ночь стоять, только чтобы дети выздоровели.
И вот стоим мы час, два, три, четыре… И мысли у меня только о детях… Как могу, к святому обращаюсь, прошу его дать им здоровье… А очередь движется потихоньку… Все ближе, ближе… Монахи объясняют, что останавливаться у святого ковчега не нужно, только приложиться к нему – и быстро дальше проходить, потому что народу очень много… А все свои просьбы надо заранее сформулировать… А мне что формулировать – я уже несколько часов про себя их формулирую… И вот дохожу я до ковчега – и вдруг как будто свет в храме вспыхнул, так что дрожь по всему телу прошла, а ноги сами собой подкосились, сами в коленях согнулись, будто кто-то сверху мягко, но властно мне на плечи надавил… Тут толпа меня дальше протолкнула, а я на колени рухнула и слёзы из глаз брызнули…
Не знаю, сколько я так простояла, пока люди не помогли мне подняться… И сразу потемнело в церкви, будто свет выключили… Долго ещё ноги у меня дрожали… Вот, оказывается, что такое священный трепет – мелькнуло у меня в голове… А раньше-то я считала, что это просто красивые слова…
НА РАЙСКОМ ОСТРОВКЕ
До 90-х годов многие из нашего поколения были тёмными, про святых, например, почти ничего не знали. Ну, про Сергия Радонежского что-то слышали, про Серафима Саровского, про Николая Чудотворца… А тут – Александр Свирский. Кто таков? Оказалось, прозорливец и чудотворец Руси средних веков, жил почти 500 лет назад.
Скажу несколько слов о Свято-Троицком Александро-Свирском монастыре, который находится примерно в двухстах километрах от Петербурга. Здесь покоятся мощи святого. Рядом построена часовенка Живоначальной Троицы – на этом месте Александру Свирскому явился Бог в Трёх Лицах. Это единственный известный нам святой Нового времени, который удостоился такого Посещения.
Александр Свирский был причислен к лику святых через 14 лет после своей кончины. Его нетленные мощи первый раз были обретены в начале XVII века. Святой выглядел почти так же, как и при жизни. Полностью сохранились кожные покровы, тёплые на ощупь, нетленной была даже одежда, а само тело было невероятно лёгким – будто вся вода из него чудом испарилась и заменилась воздухом. При обретении мощей произошло немало чудных явлений: святые останки мироточили и благоухали так, что в храм слетались пчёлы. В XIX веке с мощей была написана икона святого – практически портрет, настолько они сохранили его черты. Мощи Александра Свирского покоились в монастыре вплоть до прихода к власти большевиков. В 1919 году монастырь был разорён, а останки святого увезены в Петроград.
Второе обретение мощей произошло в 1998 году. Так же, как и при первом их обретении, наблюдалось обильное мироточение и благоухание.
Обо всём этом я узнала из книжки, занимаясь её корректурой. Особенно, помню, поразило меня, как некоторые учёные, которых пригласили в комиссию «по изучению мощей святого», после этого «изучения» ушли в монастырь. Мироточение было настолько обильным, что с точки зрения науки это не поддавалось никакому объяснению.
После издания книги подруга моя, редактор, поехала с супругом в Александро-Свирский монастырь. И вот сижу я на работе, а в кабинет входит её муж – и ставит мне на стол святое маслице от преподобного Александра Свирского, а ещё протягивает какую-то фотографию.
Я взглянула на неё и поняла, что это и есть та икона, которая была написана с мощей Александра Свирского в XIX веке. Ну, просто живой человек. Вот такая необычная икона.
Валентин вышел, а по комнате распространился необыкновенный аромат. Прямо пеленой растекается по кабинету.
Прихожу домой, звонит мне одна знакомая, рассказывает, как приходил к ним сегодня Валентин, принёс маслице, просфорку и икону Александра Свирского – и как по всей квартире распространился чудесный запах.
Очень мне хотелось самой в монастырь съездить, поклониться Александру Свирскому. Но всё недосуг. И вдруг стихийно, в один момент собрались – и в канун маминых именин отправились в путь. Тяжёлое это было для меня время: три недели после смерти мамы. Приехали. Зашли в храм. Никого. Просто удивительно. Оказалось, завтра – не только мамины именины, но и День памяти святого. Всё завтра. А сегодня – стой у раки с мощами хоть весь день и молись. А когда засобирались домой, я глазами стала искать священника, чтобы взять благословение на дорогу.
– Где найти священника? – спросила женщину, которая мыла пол в храме. – Благословение взять…
Она с недоумением на меня взглянула – и кивнула в сторону раки.
– Зачем вам священник? Вот же хозяин… Он и благословит…
Поразившись тому, как мало я в жизни понимаю, подошла к мощам…
Так было ли чудо? В обывательском понимании этого слова – не было. А на самом деле – было. Не внешнее – внутреннее. Что-то вдруг открылось мне о самой себе, о чём я не подозревала. И то, как далека я от духовной жизни, хоть и считаю себя «воцерковлённой», и то, как много у меня иллюзий. Но самое главное, увидела я, что стою здесь, как на райском островке, а там, за этими стенами, простирается кромешный ад земной, в котором мы живём, почти его не замечая. И ещё многое другое приоткрылось мне – настолько личное, что я оставлю это при себе…
ПО ЗОВУ НЕБЕС
В моей журналистской работе был такой случай. Произошло это примерно в середине 90-х годов прошлого уже века. Иду по улице и встречаю одного из героев своего прошлого очерка. Очень интересный, широко образованный творческий человек, мужчина в расцвете лет. Но всё никак найти себя не мог. Писала я о нём, поскольку из художественной мастерской его занесло в общеобразовательную школу, где он создал некий «островок радости», обучая детей рисованию.
Года два, наверное, мы с ним не виделись, а тут иду – а он навстречу мне… в рясе священника. Я просто обомлела: он ли это? И глаза другие, и борода седая, как будто прошло лет десять, как будто это и не он вовсе, а его старший брат. Разговорились, и отец Евгений поведал мне, какой крутой жизненный поворот случилось ему пережить.
Сначала он тяжело заболел, боли были нестерпимо сильными. И вот однажды во время очередного приступа взгляд его упал на икону (они были развешаны по квартире в качестве «произведений искусства»). Взглянул он на Спасителя – и взвыл о помощи.
Помню, в этом месте я не выдержала и выдохнула: «И что, чудо произошло? Исцелились?..» Очень уж мы, люди, на чудеса падки. Чтобы раз – и выздоровел человек.
– Нет, – улыбнулся батюшка, – не исцелился я тогда, но в тот момент боль у меня действительно прошла, и это было настоящее чудо. Удивился я очень и решил в церковь пойти, со священником поговорить.
Отец Георгий его выслушал, подсказал, что делать, они подружились. Стал будущий батюшка прихожанином храма Рождества Христова. А вскоре и врач нашёлся, и операцию удачно сделали, покатилась жизнь дальше.
Однажды друг-священник обратился к нему с просьбой: ты художник, учитель, человек образованный, поработай в воскресной школе с детишками. Да, конечно, обрадовался тот, почему бы и не помочь, опыт работы с детьми имеется. Месяц трудится, второй, а признаться, что не хватает ему знаний для этого дела, стесняется. Наконец, не выдержал: не могу, говорит, батюшка, никого ничему научить, сам ничего не знаю. А священник невозмутимо ему отвечает: «Не знаешь – учись, пошлём тебя в областной город, пусть владыка тебя на курсы определит».
Ну, деваться некуда, поехал, лишних знаний не бывает, авось и эти пригодятся. Не знал он тогда, что в это время к владыке из маленького городка приезжали прихожане и просили построить у них церковь. Не знали тогда и эти люди, что их будущего батюшку Господь к строительству церкви уже готовит. Сам же он учился, чтобы преподавать в воскресной школе. Но вот окончил курсы – и стал сначала дьяконом. Вот когда поплакать пришлось. Много надо было учить наизусть, трудно было, совсем ведь не собирался он служить, жалко было ему и своей карьеры – и художника, и учителя, – чуждо ему было новое дело, внутренне противился он. Да ещё и в семье раскол произошёл, жена ни за что не желала попадьёй становиться. Но отец Евгений почему-то ничего не мог сделать, всё происходило не по его воле, и ему ничего не оставалось, как смириться. Вскоре его рукоположили в священника и направили строить церковь в тот самый городок, откуда прихожане приезжали.
И построил! И семья, в конце концов, воссоединилась!
– Сначала я думал, – сказал мне отец Евгений, – что всё потерял. А потом оказалось, что всё ко мне вернулось сторицей: и служу, и учу, и иконы пишу...
В то время история эта произвела на меня большое впечатление. Но только теперь, когда прошло уже много лет, когда и саму меня Господь привёл в Церковь, я начала понимать, что это и есть естественное проявление Бога в жизни человека.
С той поры, как был написан этот небольшой рассказ, прошло немало лет. За это время оба священника, о которых здесь шла речь, ушли ко Господу. Отец Георгий похоронен в ограде Стефано-Махрищского монастыря, где служил последние годы жизни. А отец Евгений упокоился рядом с Троицким храмом, взорванном в 1937 году и восстановленном им вместе с прихожанами в начале двадцать первого века.
ЖИВЫЕ ПОМОЩИ
Пишу эти строки и думаю: «Почему же многое, о чём говорится в этих историях, произошло в 90-е годы?» Да, не специально, но так и получается, что многое случилось с нами и нашими близкими именно в то время. Это не значит, что сейчас такого не происходит, это значит, что в тяжёлые 90-е Бог был так близок к нам, потому что мы всей душой к нему потянулись, открывая для себя существование духовного мира, о котором многие из нас в советские времена не подозревали. И у каждого из нас в ту пору были свои страдания, через которые мы шли ко Господу.
Когда в городе разрушили радиозавод, полгорода в одночасье лишились работы. Потерял её и Сергей. Он был уже в летах, ехать в Москву, как это сделали молодые, ему было не под силу. Он затосковал. Да так сильно, что слёг. Целыми днями валялся, отвернувшись к стенке, и смотрел в одну точку. А потом и лежать стало в тягость. Жена с ужасом стала замечать, как пристально он вглядывается во всё, к чему можно привязать верёвку. Стала его уговаривать, рассказывала, что недавно ходила в церковь, – и ей стало легче. Но он равнодушно смотрел на супругу – и снова отворачивался к стене.
«Что же делать? – металась женщина. – Как помочь, если никакие слова не помогают?..» И тут она вспомнила, что купила недавно в храме маленькую иконку Иисуса Христа и чёрную ленту с молитвой «Живые помощи». Старушка в иконной лавке ей посоветовала. Поставила она эту иконку на столик, зажгла свечку, стала на колени – и, прямо в голос, рыдая, стала молитву на этой ленте читать:
«Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небесного водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него…»
Даже тот, кто очень далёк от церкви, возможно, сталкивался в своей жизни с этой молитвой. К примеру, ею могла благословить в дорогу бабушка, повязав чёрную ленту с текстом вокруг пояса кого-нибудь из домочадцев.
Вообще же, молитва, которую в народе называют «Живые помощи», – это 90-й псалом Псалтири, одной из книг Ветхозаветной Библии. Тексты псалмов, или гимнов, были написаны ещё в IX – X веках до нашей эры.
Молитва «Живый в помощи Вышняго» читается в безвыходной ситуации, в неизлечимой болезни, когда человеку нужна особая Божья помощь, указание дальнейшего пути.
Вот и сейчас, прочитала Аня «Живые помощи» – и стало ей легче, прямо от души отлегло. А муж так и лежит на диване.
И вот приходит она как-то домой, в доме тихо, заглядывает в комнату – а супруг стоит на коленях и со слезами на глазах читает с чёрной ленты «Живые помощи». Потом встал и ушёл. Поволновалась она, конечно, а он возвращается с таким счастливым лицом, какого она никогда у него не видела.
– В монастырь наш ездил, – сказал он. – Представляешь, Аня, монахини для меня одного пели? Я один там стоял, никого больше не было – и они для меня одного пели… Для меня одного… – всё повторял он. А я стоял и плакал. И так мне легко стало… Будто отпустило что-то.
Позже, когда он воцерковился, Сергей понял, что в монастыре в тот день была обычная вечерняя служба и что монахини пели не для него, а для Бога. А если для Бога – значит, для него.
КАК СВЯТОЙ ВАСИЛИЙ ВЕРТОЛЁТ СПАС
Эту историю рассказала мне Мария, с которой когда-то мы вместе работали на Игарской студии телевидения. К тому времени телевидение там давно закрыли, мы жили уже в разных местах – но она по-прежнему на Крайнем Севере. Маша работала тогда директором Игарского музея вечной мерзлоты. Многое повидала она, облетев на вертолёте весь Север, что для этих мест – дело вполне обычное.
И вот однажды в составе представительной группы во главе с мэром города она полетела в Туруханск, где до этого ещё не бывала. Делегация из Игарки была приглашена для обсуждения проблемы вхождения города в Туруханский район. У Марии тоже был свой интерес – познакомиться с местным краеведческим музеем. В сопровождении сотрудницы музея Светланы она обошла весь город. Они шли по заснеженным тропкам между старыми постройками, уже вросшими в землю, а экскурсовод рассказывала, что в таких домиках здесь когда-то жили ссыльные, в том числе и Ариадна Эфрон… Всё было интересно Марии, но время поджимало, она торопилась вернуться в администрацию к назначенному сроку. «Нет, – упрямо сказала Светлана, – вы обязательно должны побывать в нашем Туруханском монастыре. Там у нас мощи Василия Мангазейского находятся. Не беспокойтесь, без вас не улетят».
И она рассказала, как в середине XVII века на безлюдном тогда берегу Енисея высадился монах Тихон, который построил здесь часовню и келью. Через несколько лет рядом с ним собралось много братии и на месте часовни был возведён храм. Так возник монастырь Живоначальной Троицы, вокруг которого стали селиться люди и постепенно образовался город Туруханск, центр сегодняшнего Туруханского края.
В 1670 году игумен монастыря иеромонах Тихон перенёс сюда из находящейся неподалеку Мангазеи святые мощи сибирского первомученика – святого чудотворца Василия. Он принял мученическую кончину ещё в начале XVII века и был похоронен рядом с приказной избой. И уже вскоре появились сообщения об исцелениях людей в месте его могилы.
Мощи Василия Мангазейского находились в Троицком храме вплоть до XX века. Они были утрачены в 1921 году и вновь обретены в 1997 году. Сейчас они покоятся в том же Троицком храме древнего Туруханского Свято-Троицкого монастыря. Василий Мангазейский стал первым святым, прославленным на Сибирской земле. На иконах он изображён стоящим в молитве рядом с монастырём на высокой горе. В Сибири глубоко почитают святого чудотворца «за множество благодатных проявлений в помощи недужным, в скорби и отчаянии сущим». К его заступничеству обращаются «заблудившиеся и терпящие опасности путники».
Мария невнимательно слушала рассказ. Но когда они подошли к монастырю, а вход в него оказался закрытым, она облегчённо вздохнула, что сумеет вернуться вовремя. Между тем её проводница стала шумно стучать в ворота. Маша противилась: как-то неправильно это казалось – ломиться в двери… Но Светлана уверенно говорила, что открыть должны обязательно. Так и случилось.
И вот гостью подвели к раке с мощами святого мученика Василия Мангазейского. Просто постойте рядом, сказали, здесь исцеляются люди, здесь они просят святого об укреплении веры и спасении души...
В глубокой тишине прошло несколько минут. Мария была далека от церковной веры, она не знала ни о чём просить, ни как просить. Но она вдруг ощутила какое-то единение с этим святым местом, какого не испытывала никогда раньше. И тогда она мысленно стала просить не чего-то конкретного для себя лично, а о чём-то добром и хорошем для всех…
…Зря она расстраивалась, что не успеет вернуться к сроку. Неофициальная часть визита игарской делегации затягивалась, вылететь сумели только вечером. Экипаж 3 человека и больше 20 пассажиров.
– Все удобно разместились и при взлёте расслабились – летим домой! – рассказывает Мария. – Минут через 10 в салоне замигал и погас свет. За стеклом иллюминатора только вихри снега во тьме. Прошло ещё минуты две – и последовал небольшой толчок и шлепок. Такое чувство, что ехал с горки на санях и приземлился в мокро-снежную кашу. Стало понятно: случилось что-то непредвиденное.
В темноте искали свою одежду. Никто не кричал, но все хотели выйти, руками пытаясь определить, куда идти. Когда выбрались из вертолёта, под ногами была каша из воды и мокрого снега. Поднялись на какой-то холм. Командир попросил всех отойти подальше от машины, успокоил, что успел сообщить о вынужденной посадке, а значит, помощь придёт. Разожгли костёр, врач перевязывал раненых. Примерно через час прибыли спасатели. Судя по их лицам, они не ожидали увидеть людей живыми.
Но все остались живы. Чудом живы. Специалисты констатировали, что в подобные ситуации вертолёты попадали не один раз и, как правило, всё заканчивалось гибелью всех, кто находился на борту.
Ни в коем случае не хочу усомниться в подвиге пилота, но очень уж это «вынужденная посадка» похожа на реальное чудо, случившееся в канун дня Казанской Божией Матери после молитвы Марии «обо всём добром для всех» у раки хозяина этих мест Василия Мангазейского. Как он мог не «подстелить снежную подушку», мягко посадив на неё падающий вертолёт? Ведь он от века помогает всем заблудившимся в этих краях и терпящим бедствие.
УТЕШЕНИЕ РАДОСТЬЮ
Наконец-то свершилось: отправились мы с подругой в паломническую поездку в Дивеево. Вообще-то давно уж я в гости к преподобному Серафиму собиралась, да всё никак не получалось. Недаром, видно, поговаривают, что к нему не сразу ещё и попадёшь. Так ли нет, да только действительно времени достаточно прошло от моего желания до его осуществления. То соберусь – да заболею внезапно, то поездку вдруг отменят, то ещё что-нибудь приключится… А тут всё сложилось: сели на автобус – и вперёд! И день такой чудесный! Яркий, солнечный! В конце июня дело было.
Экскурсовод всю дорогу рассказывала нам о Дивеевской обители. Мы узнали, что Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский женский монастырь находится в центре села Дивеево Нижегородской области. Это место было указано монахине Александре самой Пресвятой Богородицей. Божья Матерь поведала ей, что здесь будет основана обитель, «равной которой не было, нет и не будет никогда во всём свете».
Это место называют четвёртым и последним уделом Пресвятой Богородицы (после Иверии, Афона и Киева). Оно считается единственным, куда Пресвятая Богородица является ежедневно. Здесь покоятся мощи одного из самых почитаемых русским народом святых – преподобного Серафима Саровского, который был духовным наставником сестёр обители.
По следам самой Пресвятой Богородицы преподобный Серафим начал копать здесь Святую Канавку, по которой нескончаемым потоком идут и идут паломники. А главной святыней Дивеева стала икона «Умиление», перед которой молился святой и скончался в молитве перед нею. Он называл эту икону «Всех радостей Радость».
Дорога длинная, к вечеру только до места добрались, едва устроились – и сразу в Троицкий собор, где покоятся мощи преподобного, поклониться хозяину да душу ему излить. А вокруг всё так радостно! И очередь к раке с мощами не очередь, и улыбаются тебе все, и сухариками Серафимушкиными все кругом хрустят, и солнце светит, будто и не вечер это вовсе, а вечный день… И ощущение такое, что и словами не описать. Будто в сказку попал. И тебя все любят. И ты всех любишь. Слышала я раньше, какое Серафимушка утешение душе даёт, а вот теперь и на себе привелось испытать. И так мне захотелось, чтобы все мои близкие сейчас же рядом со мной оказались и то же самое почувствовали. А потом долго ещё сны снились, как я снова сюда приехала – только уже вместе со всеми. И много лет спустя, в мой третий приезд сюда, совершенно неожиданно сны мои и вправду осуществились…
Но это когда ещё случится… А сейчас мы по Канавке Пресвятой Богородицы идём с молитвой… Я скидываю с ног обувь – и шагаю босиком. Солнце на небе светит, плиточки тёплые-претёплые, а вдоль всей Канавки – ромашки растут… Да такие крупные… просто райские…
В общем, к ночи только мы до ночлега добрались. А утром ни свет ни заря на службу в храм побежали. И вот автобус нас уже ждёт, а я вдруг сообразила, что к иконе Пресвятой Богородицы «Умиление» мы с подругой приложиться так и не успели, потому что к ней из-за народа не подойти было. Кинулись мы в храм. А его уже на уборку закрыли. Мы в слёзы. Стучим в дверь, умоляем пустить нас только на минуточку – к иконе приложиться. На нас поворчали, конечно, пол-то ещё мокрый совсем, но пустили. Мы босоножки прямо у дверей скинули – и бегом. Церковь пустая, а справа от алтаря – громадная икона Пресвятой Богородицы. Как будто на горе какой-то стоит. И свет в храме такой, будто солнце наверху. Мы на эту гору взошли, приложились к иконе – и в радостных слезах побежали на автобус.
…В следующий раз приехала я в Дивеево года через три. Был конец ноября. Быстро темнело. Выйдя из автобуса, мы сразу пошли на Канавку Пресвятой Богородицы. В храм попали только на следующий день. Я вошла в церковь – и обомлела. Икона «Умиление» висела на том же месте. Только никакой горы там не было, и была икона обычных размеров, как и другие. Я просто глазам своим не поверила. И эта ее «обычность» тоже была чудом, как и «необычность» в первый раз. Иначе как бы я поняла, что чудо было. Слёзы радости и умиления хлынули из моих глаз, как и в первый раз...
КОГДА ОТКРЫВАЕТСЯ НЕБО
В Оптину Пустынь я попала уже после того, как дважды побывала в Дивееве. И потому, наверное, ждала той же радости, какой наполняешься в гостях у преподобного Серафима. Но я ошиблась. В Оптиной встречают по-другому. Трудно подобрать слово – как? Ну, что ли, возвышенно-строго. Уже на входе в обитель на тебя испытующе, прямо в душу смотрят с настенных икон глаза святых старцев. И колокольный звон здесь тяжёлый, как набат. И вся атмосфера – аскетически настороженная. И этот трагизм из-за сатанинского убиения здесь на Пасху в 1993 году иеромонаха Василия, иноков Трофима и Ферапонта, кажется, витает в воздухе.
Введенская Оптина Пустынь – одна из древнейших обителей Святой Руси. Она находится неподалёку от города Козельска в Калужской области. Идёт седьмой век со дня её основания. За многовековую историю случалось немало взлётов и падений, но Оптина Пустынь всегда возрождалась. Последний раз она была разорена в 1923 году и вернулась в лоно Православной церкви в 1987 году.
Оптина Пустынь известна прежде всего духовным наставничеством старцев, мощи которых здесь покоятся. В начале нынешнего века Оптинские старцы были прославлены в лике святых. В лике новомучеников и исповедников прославлены также 15 человек, пострадавших в годы репрессий.
Рядом с монастырём сохранились домики, в которых жили когда-то приезжавшие сюда за духовной помощью Н. Гоголь, В. Соловьёв, Ф. Достоевский, С. Нилус, К. Леонтьев.
Неподалёку от мужской обители, в деревне Шамордино, находится Казанская Амвросиевская женская Пустынь. Шамординский монастырь, как его называют, был основан старцем Оптиной Пустыни Амвросием в 1884 году и существовал под его духовным руководством. Монастырь был закрыт большевиками в 1923 году. Монашеская жизнь возродилась здесь в 1990 году. Главные святыни монастыря – чудотворная икона Казанской Божией Матери и икона «Спорительница хлебов», явленная в видении Амросию Оптинскому и написанная по его просьбе.
Дорога сюда была дальней. Мы выехали ранним утром, почти ночью, и приехали на место вечером. Когда мы отправились в Шамордино, где должны были ночевать, уже темнело. Мне было любопытно посмотреть на Шамординский монастырь, поскольку единственное, что я про него знала, было связано с именем Л.Н. Толстого. Здесь была пострижена в монахини его родная сестра Мария Николаевна, к которой он часто наведывался, в том числе и перед смертью.
Выглядит монастырь необычно. Он был построен из красного кирпича в «русском стиле». Поэтому здесь ощущаешь себя будто в каком-то сказочном царстве. Уже позже я узнала, что главный в монастыре Казанский собор был построен по проекту С.В. Шервуда, сына известного художника и архитектора В.И. Шервуда, автора здания, где находится Государственный исторический музей столицы. А все остальные постройки были стилизованы под этот «сказочный» Казанский собор.
…Приехав в монастырь, мы сразу же отправились на вечернюю службу, так что ужин у нас пришёлся почти ночью. Я плюхнулась на скамейку – и поняла, что даже рукой не могу пошевелить от усталости. Между тем другие паломники накрывали на стол (а некоторые пошли потом ради послушания мыть полы в каких-то помещениях), передавая друг другу наполненные каким-то месивом одноразовые пластиковые тарелки, используемые, кажется, отнюдь не одноразово. До меня еда не дошла. Надо было встать – и пойти за ней. Но сил не было. Я пожевала хлеба, запив его какой-то бурдой, и мы отправились на ночлег.
Ночлежкой служило тёмное громадное помещение, заполненное двухэтажными железными кроватями, стоявшими так тесно, что пришлось протискиваться между рядами. На кроватях комковато лежали какие-то замызганные подстилки, которые трудно было назвать матрасами. Запах стоял такой плотный, что приходилось задерживать дыхание, чтобы не дышать. К горлу подкатывала тошнота. Я набросила на койку предусмотрительно взятую с собой простынку – и рухнула. Кажется, я только закрыла глаза, как надо было вставать. Мы отправились в Оптину на раннюю литургию.
Настроение у меня было подавленное. Но когда я подошла на исповедь, из глаз моих хлынули слёзы, смывая все мои иллюзии. Я плакала о своей полной немощи, о привязанности к уютной жизни, о желании покоя и комфорта, о неспособности к добрым делам. Что я могу сделать для людей, плакала я, если не могу что-то сделать даже для самой себя. Я не раз бывала до этого в монастырях – на детских спектаклях, на торжественных трапезах. Церковь была повёрнута ко мне своей праздничной стороной. И вот теперь я впервые столкнулась с буднями. И оказалась совершенно неспособной к той жизни, какой живут многие люди. Я навзрыд оплакивала свою никчёмность, а с икон на меня с любовью и состраданием смотрели святые старцы.
Я даже не заметила, как прошла служба. Только началась – и вот уже все вместе поем: «Веруем во Единого Бога Отца Вседержителя…» С благоговением подошла я к Причастию – и никогда раньше не чувствовала такой близости ко Христу… На какое-то мгновение исчез потолок – и открылось Небо.
Строго, но с такой беспредельной любовью мне показали мою суть: и маловерие, и малодушие. Я ступила лишь на одну ступеньку вверх и подняла голову. Вверху был всё тот же незыблемый потолок, но я уже знала, что за ним – всегда открывается Небо.
СВЯТАЯ ИЗ НАШЕГО ГОРОДА
Если бы мне сказали, что когда-нибудь я так близко соприкоснусь своей душой с душой настоящей святой, я бы не поверила. Но случилось. Один знакомый рассказал мне, как журналисту, что в журнале «Реутов православный» опубликовано «Житие мученицы Татианы (Гримблит)», созданное игуменом Дамаскином (Орловским). В житии, в частности, говорилось о том, что с 1933 по 1936 год она жила здесь, в нашем Александрове, и работала фельдшером в городской больнице.
Эта информация показалась мне невероятной. Как? Настоящая святая не так уж давно жила здесь? Ходила по тем же улицам? Работала в нашей больнице? Не может этого быть. И я полетела в отдел кадров медицинского учреждения, чтобы найти документальное подтверждение этого факта.
О такой святой я, конечно же, ничего не знала. Знала о другой мученице Татиане. Её память Православная церковь отмечает 25 января. Она принадлежала к первым христианам. Татиана родилась в Риме в семье знатного сановника, который был тайным христианином и воспитал дочь в благочестии. Достигнув совершеннолетия, Татиана посвятила свою жизнь Богу и Церкви и в 235 году погибла от рук мучителей, склонявших её отказаться от Христа.
Спустя семнадцать веков, в 30-е годы XX века, уже другая Татиана, по фамилии Гримблит, вступила на этот же мученический путь. Это случилось в России в страшные времена сталинских репрессий. Всю свою недолгую жизнь Татьяна посвятила помощи ближним. Все заработанные и собранные средства она меняла на продукты и вещи и отправляла их в тюрьмы, где томились пострадавшие за веру во Христа священники и миряне. За «контрреволюционную деятельность» и сама Татьяна несколько раз оказывалась в ссылках и тюрьмах, но от веры не отказалась, говоря, что крест с неё снимут только с головой. В начале XXI века она была причислена к лику святых. День памяти святой мученицы Татианы (Гримблит) празднуется 23 сентября, в день, когда в 1937 году она была расстреляна, после чего погребена в безвестной общей могиле на полигоне в Бутово под Москвой.
Надо сказать, что документы 30-х годов сохранились в архиве Александровской больницы в очень небольшом количестве, так что было маловероятно отыскать среди них записи, касающиеся Т.Н. Гримблит. С большим волнением и трепетом листала я книги приказов, пристально всматриваясь в рукописные тексты, боясь пропустить искомое. Невозможно передать словами те чувства, которые я испытала, когда на одном из ветхих листочков мелькнула фамилия Гримблит. Не веря своим глазам, я неотрывно смотрела на запись от 1933 года. Действительно, в нашем городе жила и вершила свой подвиг женщина, наша современница, причисленная недавно к лику святых.
И даже сегодня, когда я, перечитывая свою же статью в газете, опубликованную в 2005 году, пишу эти строки, по моим щекам текут слёзы. Драгоценные слёзы и скорби, и сострадания, и умиления.
Перед последним арестом, за две недели до смерти, Татьяна Николаевна писала в оставленной ею на воле записке:
«…За всё всех благодарю. Простите. Я знала, надев крест, тот, что на мне, – опять пойду. За Бога не только в тюрьму, хоть в могилу пойду с радостью».
С КРЕСТОМ БЕЗ КРЕСТА
У Валентины две сестры. Она старшая. Они давно уже живут в разных городах, но раз в год обязательно встречаются. И по душам поговорят, и пожалеются. Особенно у младшей в последнее время жизнь не ладится. С мужем разошлась, здоровье ухудшилось. Рассказала, что даже к бабке-колдунье обращалась за помощью. Только толку никакого. Ещё хуже стало. Во всём ей не везёт. Даже в мелочах. В последнее время несколько раз крест вместе с цепочкой теряла. Жалко. Золотой крестик на золотой цепочке. Новый купит – и тут же цепочка рвётся и крест теряется. Вот уже четвёртый надела – показала она старшей сестре. Когда Валентина про бабку да про кресты потерянные узнала, нехорошо у неё на душе стало. Не раз она от людей слышала, что плохо это – к колдуньям всяким ходить.
Решила она, что надо им втроём в Троице-Сергиеву Лавру съездить. Благо она недалеко от их города находится. Многие туда с другого конца земли едут, а тут сел на электричку – и через час уже на месте.
Сказано – сделано. Приехали сёстры в Лавру, поклонились мощам святого преподобного Сергия Радонежского, а потом взяли свечи – и пошли к иконам их ставить. А тут вдруг какой-то монах мимо них проходит, останавливается возле её младшей сестрицы – и сурово ей говорит: «Почему без креста ходишь?» Та за шею схватилась, думала, что снова потеряла, – но нет, здесь он, крестик её золотой на золотой цепочке. А монах снова повторяет, теперь уже к Валентине обращается: «Пусть без креста больше не ходит. Проследи. Ты старшая, отвечаешь за неё…» – и пошёл себе дальше. Валентина перепугалась, метнулась за ним вслед, чтобы объяснил он свои слова. Но тот больше ничего не сказал, только посмотрел на неё долгим взглядом.
Валентина побежала в иконную лавку и купила сестре крестик. Простой крестик на верёвочке. Нет, не простой – освящённый под сенью Живоначальной Троицы.
ВИНОГРАДНАЯ ГРОЗДЬ
Лена и Вадим поженились, когда им было по 19 лет. Жили они тогда в Новосибирске. Хорошо жили. Только детей всё не было – и Лена страдала. Старшие стали подсказывать: мол, обвенчайтесь – и всё у вас наладится. Но тут врачи, к которым они обращались со своей проблемой, в один голос заявили, что не пара они, не надо им быть вместе, генетически они, мол, друг другу не подходят и детей у них никогда не будет. Не послушались они врачей – обвенчались и стали дальше жить-поживать.
А детишек всё нет и нет. Лена всё больше печалится. Вадим за жену переживает. А тут ещё разруха в стране началась. И в конце девяностых молодая пара уехала на родину Лениного отца – в Германию. К тому времени уж без малого десяток лет прошло с начала их брака, а детей Бог всё не даёт.
Однажды в Дюссельдорфе стояла Лена в церкви у иконы Пресвятой Богородицы и слёзно молилась. И так, видно, переживала, что проходившая мимо матушка-просфорница Драгица не выдержала и подошла к ней. Спросила, что случилось, может, она чем-то помочь ей сможет. Рассказала Лена ей про свою беду. Матушка Драгица и поведала ей про Хиландарский монастырь, где виноградная лоза растёт, исцеляющая от бесплодия, и адрес дала.
Вернувшись домой, Лена всё про этот монастырь прочитала:
«Хиландарский монастырь во имя Рождества Пресвятой Богородицы на Святой Горе Афон – одна из величайших древних сербских святынь. Он был основан в 1198 году архиепископом св. Саввой и его отцом, сербским князем Стефаном Немани, в постриге – святым Симеоном Мироточивым. Когда Симеон почил, его мироточивые мощи были помещены в гробницу в церкви Введения Пресвятой Богородицы. Однако сын изъявил желание увезти мощи на родину, в Сербию. Монахи опечалились, но святой Симеон явился в тонком сне игумену монастыря Мефодию и сказал, что вместо себя оставляет растущую из гробницы виноградную лозу».
С тех пор вот уже восемь веков виноградная лоза выходит из гробницы, вьётся по стене храма, образуя беседку. Виноград святого Симеона исцеляет от духовных и телесных болезней, а также помогает от бесплодия. Круглый год монахи раздают виноградины всем паломникам, а также рассылают засушенные ягоды по всему миру всем, кто в них нуждается.
Вадим с Леной написали в монастырь письмо и поведали о своём несчастье. Вскоре им пришёл конверт. В нём лежало несколько маленьких засохших виноградинок. И инструкция прилагалась, как надо духовно потрудиться, чтобы Господь детишек послал. А спустя примерно год у пары родился долгожданный первенец. А потом ещё, ещё и ещё. Сейчас у Вадима с Леной восемь детей. Старшему – двадцать, младшей – пять.
Вот так из маленьких сухих виноградинок появилась целая виноградная гроздь. А зовут этих чудесных «виноградинок» – Сёма, Лиза, Вадик, Саша, Соня, Кирилл, Дима и Маша. Вот так и случается простое, обыкновенное, очень личное чудо.
