Надеемся, что вам полюбилась хроника Алексея Федотова об отце Анатолии.

Самые проницательные уже догадались, о ком идёт речь: архиепископ Амвросий (Щуров) – один из столпов Иваново-Вознесенской и Кинешемской епархии. Он возглавлял кафедру на протяжении более чем четверти века и оставил по себе такую благодатную память, что люди создали о нём мемориальный портал.

Путь архипастыря был нелёгким: происходя из семьи раскулаченного, батюшка рано почувствовал веление веры и пошёл дорогой, которую в середине века никак нельзя было назвать обещающей жизненную устойчивость. Скорее – беды и потери. Один Иисус и направлял его.

Детали и подробности – в поучительных документальных строках ивановского писателя

Сергей Арутюнов

---

 Смена архиереев и закрытие храмов

Архиепископ Венедикт

Отец Амвросий очень полюбил строгого архиерея, который решился взять его в епархию, рукоположить в сан священника, добиться от патриарха разрешения на его монашеский постриг. И ему было очень горько, когда летом 1956 года он узнал о том, что архиепископ Венедикт переводится синодом на служение в другую епархию – Житомирскую.

Жизнь дорогого сердцу отца Амвросия архиерея могла бы стать основой для написания целого романа – столько жизненных перипетий было в его судьбе.

Архиепископ Венедикт (Поляков Владимир Георгиевич) родился в Кишиневе 15 июля 1884 года в семье иконостасного мастера. Среднее богословское образование он получил в духовное училище и в духовной семинарии в Кишиневе.

В ноябре 1905 года он был рукоположен в сан диакона, затем в сан священника и назначен настоятелем церкви в с. Баламутовка, где прослужил до 1908 года, когда по личной просьбе был переведен на приход в с. Шолданешты. В 1910 году отец Владимир поступил в Киевскую духовную академию, которую окончил в 1914 году со степенью кандидата богословия. С 1914 по 1919 год он служил инспектором женского епархиального училища в Белгороде, с 1919 по 1923 год был настоятелем собора в г. Феодосии, а с 1923 года – священником русской церкви в Кишиневе. В 1920-х годах он овдовел.

В 1918 году Бессарабия была захвачена Румынией. Это повлекло за собой ущемление прав русского населения. Несмотря на то, что сторонники единства с Русской Церковью, сохранения старого стиля и церковно-славянского языка как богослужебного начали преследоваться, отец Владимир бесстрашно обозначал свою позицию, последовательно выступая против новшеств, связанных с оккупацией Бессарабии. С 1925 по 1927 год он служил в Таборском женском монастыре. В феврале 1927 года монастырь был оцеплен жандармами, получившими приказ арестовать активно проповедовавшего священника. Однако отцу Владимиру, переодевшемуся в крестьянскую одежду, удалось пройти неузнанным сквозь оцепление, и добраться до Кишинёва. Но там его арестовали, судили, и сослали в румынский жудец (административно-территориальная единица в Румынии) Горж. Однако вскоре священника выслали из страны как «врага румынского народа и государства». В 1928-1930-х годах он жил в Европе, был настоятелем храмов в Сербии, Франции, Италии.

В мае 1930 года отцу Владимиру удалось добиться отмены приговора о высылке. Он вернулся в Кишинёв, стал настоятелем Серафимовской церкви и вновь показал себя активным борцом за права русских. На этом этапе давление на него оказывалось со стороны не только светских, но и церковных властей. В феврале 1933 года Румынский синод рассматривал вопрос о лишении его священного сана. Помогло ему вмешательство одного из иерархов Русской зарубежной церкви – архиепископа Серафима (Лукьянова).

28 июня 1940 года Бессарабия вошла в состав СССР. Была возрождена Кишинёвская епархия Московского патриархата. Отца Владимира назначили настоятелем Всехсвятской старокладбищенской церкви в Кишинёве и наградили правом ношения митры.

Однако вскоре началась Великая Отечественная война. Нацистская оккупация Бессарабии длилась с 1941 по август 1944 года. В это время отец Владимир организовал в своем доме в Кишинёве тайную церковь, где молился о даровании победы русскому воинству. Его неоднократно арестовывали, он только чудом избежал расстрела.

После освобождения Молдавии с августа 1944 года снова стал настоятелем Кишинёвской Всехсвятской церкви. В феврале1947 года был призван к епископскому служению, и по пострижении в монашество с именем Венедикт хиротонисан во епископа Кишиневского и Молдавского. Архиерейскую хиротонию его возглавил патриарх Алексий I. В Кишинёвской епархии епископ Венедикт прослужил до июля 1948 года, а затем определением Святейшего Патриарха и Священного Синода назначен на Ивановскую кафедру.

Управляющим Ивановской епархией архиепископ Венедикт был с 1948 по 1956 год. Здесь активный архиерей, считавший, что церковное возрождение в России возможно на этом историческом этапе, вступил в конфликт с уполномоченным Совета по делам Русской православной церкви, так как требовал открытия новых храмов. В частности, архиепископ Венедикт писал ему: «Препровождая Вам, как Уполномоченному Совета по делам Русской православной церкви при Совете Министров по Ивановской области, прилагаемые при сем шесть ходатайств верующих различных мест обширной по своей территории и в то же время малой по количеству действующих церквей (всего 57) Ивановской Епархии, я не могу не выразить своего крайнего удивления по поводу того, что ни одно из прежде поданных и вполне справедливых и законных ходатайств об открытии церквей, из которых некоторые как, например, по Ивановской, Родниковской, Юрьевецкой и других подкрепленных моими пространными и вполне обоснованными докладами, - до сих пор не удовлетворено. Не углубляясь в причины, по которым Ивановский Обл. Исполком отказывает верующим гражданам СССР в их законном конституционном праве на храмы и молитвенные дома (наша Конституция не ограничивается провозглашением прав и свобод граждан, а обеспечивает осуществление их в законодательном порядке материальными гарантиями, чем она и отличается от конституций буржуазных и капиталистических стран), я вижу в этом ущерб не только для церкви, но и для государства, и не только материальный, а и моральный, т.к. лишая государство возможных материальных доходов, такое отношение к удовлетворению законных требований верующих граждан СССР вызывает общий ропот и недовольство, которые приходится постоянно сдерживать и всячески успокаивать. А почему не открывают вторую церковь в г. Юрьевце, где крошечная кладбищенская церковь, бывшая часовня, вмещает не более сотой доли желающих помолиться? А в Родниках и Шуе и в других местах, где церкви, взятые на учет архитектурной комиссией и занятые под МТС или ссыпку зерна, медленно разрушаются, потому что не передаются для сохранности в руки верующих масс. Такое положение вещей на руку только врагам нашей социалистической Родины и разжигателям нового кровавого похода на СССР. Неужели это не ясно?»

Естественно, что представителям государства такое давление не могло понравиться. А архиепископ Венедикт, думая, что этим усилит свои позиции по поставленным вопросам, сообщал известные уполномоченному факты о своей жизни: «Во время войны в течении трех лет с 1941 по 1944 год включительно до дня изгнания фашистов из Бессарабии я был, если можно так выразиться, духовным партизаном, собирая в тылу врагов своих сторонников и совершал с ними свои молитвы тайно, ночью у себя на даче, так сказать подпольно, и один из всего бессарабского духовенства молился о здравии Патриарха Сергия и о даровании победы над Гитлером русскому воинству, подвергаясь многочисленным обыскам и арестам. Это знает не только Молдавская ССР, но и Москва, и если я поднимаю сейчас свой голос за открытие церквей по ходатайствам верующих, во вверенной моему руководству Ивановской Епархии, то лишь потому, что глубочайше убежден в несомненной и обоюдной выгоде этого не только для Церкви, но и для государства».

Архиерей проводил аналогии с Молдавией: «В Молдавской ССР 620 храмов и 22 монастыря – это не помешало за время моего управления Кишинёвской Епархией открыть 20 с лишком церквей. Наоборот, открытие церквей помогло почти полностью ликвидировать самозванную деятельность всяких проходимцев-сектантов, явно направленную во вред нашему социалистическому государству. Такие тайные сектантские организации имеются и в Ивановской Епархии, например, в Юрьевецком районе за Волгой, в Приволжском районе, в Плесе, в с. Спас-Березниках, в Середском районе, в с. Ермолино и др. Борьбу с такими подрывными группами тайных церковников антиправительственного толка путем открытия храмов рекомендует нам и Святейший Патриарх в особом обращении к правящим архиереям Русской Православной Церкви. Открытие большого количества храмов дало бы возможность и колхозным работникам не отрываться от дела в поисках священника для совершения тех или иных треб».

Однако, в этот период тенденция на открытие новых храмов была уже свернута. Пример же Молдавии, приведенный епископом Венедиктом в одном из писем, был явно неудачен, если рассматривать советскую религиозную политику в целом. Просто на некоторых территориях, которые вошли в состав Советского Союза в более поздний период или, где церкви были массово открыты в период немецкой оккупации, процесс массового закрытия храмов пришелся на период антицерковных репрессий Н. С. Хрущева.   Например, в Полтавской области в 1958 году было 340 храмов, в которых совершались богослужения, а в 1964 году их осталось всего 52. Борьбу же с сектантством власти предпочитали проводить не путем расширения православной миссии, а репрессивными мерами. Поэтому все старания архиепископа Венедикта и поддерживаемых им верующих по открытию новых храмов не увенчались успехом. А он пытался создать в Ивановской епархии и пастырско-богословские курсы, вероятно, имея в виду последующее их преобразование в семинарию; с целью развития материальной базы епархии много внимания уделял работе епархиальной свечной мастерской.

Будучи переведен в 1956 году в Житомирскою епархию Украинской ССР, он пытался в проповедях бороться против начавшейся антицерковной кампании, связанной с массовым закрытием храмов. Проповедовал он не только в Житомире, но и в Киеве, уполномоченному по Житомирской области заявил: «Наше положение подобно такому: человека связали по рукам и ногам, бьют его, поносят в печати, по радио, называют мракобесом и ты не имеешь возможности, будучи связанным, даже отмахнуться. Церковный амвон единственное место, где мы, духовенство, должны дать отпор наступающим на веру. Я честно служу церкви и буду защищать веру».

Активность архиерея не нравилась ни представителям советской власти, ни патриархии. Но с внешней стороны преследований старого архиерея не было. В 1958 году, по личному прошению, обоснованному болезнью, он был уволен на покой.

Его публикация в зарубежном журнале против закрытия храмов стала видимо последней каплей, переполнившей терпение властей. Последние годы жизни архиепископ Венедикт прожил в Кишинёве, как писали в некрологе «в кругу родных», а по факту под домашним арестом. Скончался он 6 декабря 1963 года, причём вскоре распространился слух, что он был убит. Официально эта версия нигде не озвучивалась.

…Отцу Амвросию было не по себе, когда архиепископ Венедикт уехал из Иваново. «Каким будет новый архиерей, как будет с ним служить?» – думал он. Молодой иеромонах и не знал, при скольких ещё архиереях ему доведётся служить, и насколько разными они будут.

 

Епископ Роман

Отцу Амвросию прислали телеграмму в Толпыгино, что его вызывает новый архиерей.

– Переведёт он вас отсюда, батюшка, что делать-то мы будем! – запричитала монахиня Анна.

– Полно тебе, – оборвала её монахиня Нина. – С чего ты это взяла?

– А зачем тогда вызывает?

– Ну, может с духовенством епархии знакомится, – примиряюще сказал отец Амвросий.

– А кто он такой? – начала любопытничать несколько успокоившаяся монахиня Анна.

– Как кто? Епископ, – оборвала её монахиня Нина.

– Да я не про это, – недовольно буркнула Анна.

– Что-то слышал про него от священников из соседних приходов, – сказал настоятель. – Владыка Венедикт был управляющим Молдавской епархией, а этот Эстонской. И ещё викарием Ленинградским был.

– Надо же, а в конце тридцатых у нас митрополит Иоанн (Соколов) временно управляющим Ивановской епархией был, который Киевский экзарх. Так со всех союзных республик постепенно у нас и послужат правящие архиереи, - провела свой анализ монахиня Анна, которой до всего было дело. Это она ещё не знала, что епископ Роман завершит своё служение, как архиепископ Виленский и Литовский. И тут же продолжила расспрашивать: – А он старый?

– Говорят, что около шестидесяти пяти.

– А почему его в Эстонию назначали?

– Он, видимо, родом из тех мест. Причём у него только мать православная, а отец протестант. Но он выбрал веру матери.

– Хватит любопытничать, – прервала эти расспросы монахиня Нина. – Прямо вот так живо допросы вспомнились... А ты на светской работе не следователем случайно работала?

Анна недовольно надулась, и два дня с ней не разговаривала.

 

...Епископа Романа назначили в Иваново в конце июля, а вызвал он отца Амвросия в сентябре. Случилось так, что несколько дней шли дожди, поэтому дорогу до трассы на Иваново так размыло, что пройти по ней можно было только в высоких сапогах.

– Ну, и как я поеду знакомиться с новым архиереем, который привык к Европе, к Ленинграду в грязных сапогах? – сокрушался настоятель.

– А вы не переживайте, батюшка: вы ботинки положите в сумку. До дороги я вас провожу, а там вы ботинки наденете, а сапоги я обратно унесу, – нашла выход монахиня Нина.

– И правда, – обрадовался священник.

Епископ Роман принял его достаточно доброжелательно.

– Значит, вот какой молодой иеромонах у нас служит в селе, – с улыбкой сказал он. – Мой предшественник, владыка Венедикт, судя по тому, что я прочитал, не скупился на резкие характеристики священников; а о вас только хорошее. Думаю, что это дорогого стоит. Почему вы – совсем юноша – решились стать монахом?

– А мне не нужно было решаться: я как будто родился для этого... – простодушно ответил отец Амвросий.

– То есть не принёс свои юность и девственность как дар на алтарь Божий, а просто родился для этого? - засмеялся архиерей.

«Принёс свои юность и девственность как дар на алтарь Божий» - как красиво сказано, надо запомнить», – подумал про себя отец Амвросий, которому иногда нравилось произнести витиеватую фразу. А вслух сказал:

– Я читал в житиях святых и в патериках, что для многих такой выбор сопряжён с какой-то борьбой. Но у меня он естественным был...

– Если вы знаете об этих искушениях только из житий святых и патериков, то вы счастливый человек, – опять улыбнулся епископ. – Для большинства эта сфера крайне сложная. Я тоже ведь был целибат до пострига, но монахом стал в очень зрелом возрасте – незадолго до архиерейской хиротонии.

Иеромонах не знал, что ответить.

– На приходе справляетесь? – спросил его владыка Роман.

– Самому сложно себя оценивать... Надеюсь, что да.

– Хотелось бы в город перейти служить?

– Нет, – испугался отец Амвросий.

- Деревенские не обижают?

– Нет, все хорошо.

– Прямо и хорошо? – опять улыбнулся архиерей. И добавил какую-то фразу на непонятном для священника языке. Заметив его смущение, сказал: – Это просто немецкая поговорка, ничего существенного, чем вам нужно забивать голову. Я, в силу обстоятельств моей жизни, по-немецки говорю едва ли не лучше, чем по-русски, и иногда забываю, что люди обычно хорошо знают только один язык...

Они поговорили ещё около получаса, после чего архиерей сказал:

– Вы ещё очень молодой священник, отец Амвросий. Вам всего 28 лет. Впереди много испытаний. Но пока набирайтесь сил. Раз вам нравится в Толпыгино, то там и служите.

Епископ Роман сдержал своё обещание – при нём иеромонах Амвросий так и служил в Толпыгино. Только недолго этот архиерей служил в Иваново: уже в декабре 1959 года его назначили в другую епархию.

Архимандрит Леонтий

Недалеко от Толпыгино – километрах в десяти – находится село Михайловское. 20 июля 1955 года в храм Михаила Архангела в этом селе был назначен настоятелем архимандрит Леонтий (Стасевич). Он только недавно освободился из исправительно-трудового лагеря в Иркутской области, где пять лет отбывал наказание. До этого служил с 1947 по 1950 год настоятелем Троицкого храма села Воронцово Пучежского района Ивановской области. Его обвинили в том числе в том, что он «в своих проповедях распространял антисоветские измышления о якобы приближающихся «страшном суде» и «кончине мира», истолковывая религиозные писания в антисоветском духе». Приговор был – десять лет исправительно-трудовых лагерей, но в 1955 году старца, которому был уже семьдесят один год, освободили досрочно. Это было уже третье его заключение – до этого он отбывал два срока по три года с 1930 по 1933 и с 1935 по 1938 год.

Отцу Амвросию было очень интересно встретиться с этим исповедником веры, перенёсшим за Христа столько страданий. А в том, что именно за Христа сомнений ни у кого, знавшего отца Леонтия, не было: сразу было видно насколько далёк от политики и каких-то земных интересов этот сухонький невысокий священник. Та война на уничтожение, которая против него шла, свидетельствовала о том, что он вторгся в чью-то сферу интересов и о том, что она была не в рамках материального мира. «Брань наша не против плоти и крови, а против духов злобы поднебесной», – сказал архимандрит Леонтий иеромонаху Амвросию при их первой встрече. И это многое объясняло в судьбе этого старца.

Он очень доброжелательно принял настоятеля Толпыгинского храма, который впервые приехал к нему после того, как владыку Венедикта перевели в другую епархию. Рассказывал ему многое из того, о чём другим не говорил. Отец Амвросий захотел исповедаться, и старец его исповедал.

Приехав от отца Леонтия, отец Амвросий рассказывал монахине Нине: «Исповедь у него была очень плодотворной, очень духовной и смиренной. Он не обличал в недостатках, а старался говорить так, чтобы не обидеть».

Дом, в котором жил архимандрит, был неотапливаемым.

«Как же вы здесь зиму пережили?» – ужаснулся отец Амвросий.

– Я как в раю здесь жил.

Молодой иеромонах пожаловался на боли в печени, а старец ответил ему:

– Некоторые жалуются на болезни в молодости, а проживут долго...

Они поговорили про Троицкий храм в селе Воронцово.

– Мне там помогал диакон отец Василий Васинский. У него племянник есть – Николай, он вам будет добрым помощником.

Отцу Амвросию все эти слова отца Леонтия казались какими-то чудными, а тот продолжал:

– Вам придётся в Воронцово послужить, недолго правда. Там вы с Николаем и познакомитесь. Вам без него в будущем трудно было бы справляться с теми послушаниями, которые на вас возложат.

– А как же Толпыгино? – испугался иеромонах.

– В него вы вернётесь. Но ненадолго. Ваше будущее связано с городом.

– С каким?

– Пока не вижу.

Отец Амвросий пожаловался на то, что некоторые из прихожан его не любят, а старец засмеялся и рассказал, как на него роняли тяжелые хоругви во время крестного хода, делали подножки во время каждения, собирались его побить после богослужения. И добавил: «Это не они, они просто как куклы, на них не нужно обижаться – их как за ниточки дёргают, а они и делают, что те хотят». «Кто те?» – опять изумился отец Амвросий. «А те, одного из которых вы в окошко ночью видели – вот они те самые и есть». И посмотрев, куда-то вдаль, архимандрит Леонтий добавил: «А у вас ведь тоже что-то похожее будет впереди. Но на короткий срок, у вас другая судьба». «Заключение?» – испугался иеромонах. «Нет: нападения кукол», – улыбнулся отец Леонтий.

Они нередко потом встречались. Старец иногда говорил священникам: съездите к отцу Амвросию, возьмите у него благословение. Все удивлялись: священник не благословляет другого священника, это прерогатива епископа. «Чудит старик», – думали они. А иеромонах Амвросий в своём сердце складывал непонятные пока ему слова старца, чувствуя, что каждое из них имеет особое значение.

 

Закрытие храмов

Закрытие храмов и перемены в Ивановской епархии и перемены в жизни отца Амвросия произошли при сменившем епископа Романа архиепископе Иларионе.

Одними из важнейших направлений гонений на Русскую православную церковь, организованных по инициативе Н.С. Хрущева, обещавшего показать по телевизору «последнего попа» были реформа приходского управления и закрытие храмов. 16 января 1961 г. Советом министров СССР было принято постановление «Об усилении контроля за деятельностью церкви». Им отменялись все законодательные и нормативно-правовые акты, принятые после 1943 года.

Давление на Русскую Православную Церковь этого периода показательно своей «демократической» внешней оформленностью. Согласно постановлению ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» 1929 года, считавшемуся основным советским нормативно-правовым актом, регулирующим религиозную сферу вплоть до 1990 года, изначально священнослужители не могли входить в состав учредителей религиозных объединений как «служители культа, действительно отправляющие культ, и по этому принципу лишенные избирательных прав». Однако Конституция СССР 1936 года предоставила всем советским гражданам равные права. Характерно в этой связи, что постановление Совета министров СССР от 16 января 1961 года   было подтверждено решением сначала Священного синода, затем Архиерейского Собора, а потом и приходских собраний. Сначала Священный синод, а затем Архиерейский Собор в 1961 году приняли решение о запрете священнослужителям участвовать в хозяйственной деятельности приходов, а, соответственно, и быть в числе их учредителей. То есть де-юре это было решение церковных органов управления. И это решение действовало вплоть до Поместного Собора 1988 года.

В результате реформы приходского управления сложилась ненормальная ситуация, когда настоятели приходов, лишившиеся всякой возможности вмешательства в хозяйственные дела общин, оказались в положении наемных лиц у церковного совета, (исполнительного органа общины) состоявшего из мирян, причем зачастую далеко не религиозных. Власть же епархиального архиерея над приходами минимизировалась до такой степени, что после снятия с регистрации назначенного им настоятеля, приходы становились подведомственны только государственному регистрирующему органу. Архиерей, подписывая указ о назначении священнослужителя, должен был согласовывать его не только с уполномоченным, но и с исполнительным органом прихода.

Малообразованные и зачастую полоумные люди, почувствовав власть и доступ к деньгам, начали рваться в руководство церковных советов при попустительстве, а порой и прямом покровительстве государственных органов. В качестве одного из примеров можно привести письмо в Вичугский райком КПСС от «прихожан» храма посёлка Старая Вичуга, написанное в октябре 1961 года (с сохранением особенностей орфографии, потому что без них текст утратил бы свой колорит): «Товарищ началник мы вам сообщаем, что настаятель священик Преоброженски Иван выступаеть с дерскими проповедями после службы утром. Напрмер 21 сентября в праздник он проповедывал чтобы водили детей в церковь. Во второй праздник 27 сентября проповедывал чтобы насили наши дети крестики. Вообще он проповедывает во все праздники и грозит нам проклятием. Просим вас ходатай-ствовать перед уполномоченным областным ихним чтобы он его от нас убрал. А так же бывший староста Балакиров А.И. перешел работать продавцом, он знает где может нажиться он в большой дружбе с настоятелем Преобрженским И. вместе наживаються от свечного ящика. Мы просим вас дать указание церковному совету, зделать сокращение штата, продавца Балакирева А.И. Освободить от должности продавца, у нас есть свои выбранные люди на собрании двадцатки. Продавца должен заменить пом. старосты Домостроев В. Г. Мы его выбрали и ему доверяем это дело».

Одновременно с реформой приходского управления был произведен, так называемый, «единовременный учет». Проверялось не только количество церковных зданий, их площадь и другие габариты, и даже не только количество совершаемых треб, но все, вплоть до того, сколько людей посещает храм в дни церковных праздников. Это служило цели выявления неиспользуемых молитвенных зданий, затухающих приходов. Совет по делам Русской православной церкви принял меры по ликвидации практики субсидий таким приходам со стороны более сильных религиозных объединений и патриархии, что повлекло прекращение их деятельности. Впрочем, поводы для закрытия прихода могли найти самые разные.

Архиепископ Ивановский и Кинешемский Иларион (Прохоров) писал в отчете в Московскую патриархию за 1961 год: «В 1961 году в Ивановской епархии было закрыто семь храмов: в погосте Ананьин Конец Заволжского района, в селе Бортницы Родниковского района, в Всехсвятском погосте Южского района, в селе Дроздово Шуйского района, в селе Иванове Середского района, в селе Спас Шелутино Палехского района, в селе Филиппково Комсомольского района. Таким образом, если на 1.01.1961 года число приходов Ивановской епархии равнялось 56, то на 1.01.1962 года оно сократилось до 49».

А уполномоченный Совета по Ивановской области на совещании работников горрайисполкомов 7 сентября 1961 года докладывал: «За истекшие 8 месяцев, в результате проведенной партийно-советскими органами работы закрыто пять церквей: Спас-Шелутино Палехского района, Филиппково Комсомольского района, Всех святых Южского района, Бортницы Родниковского района, Дроздово Шуйского района. Вопрос о закрытии церкви в с. Иванцево Середского района находится на разрешении в Совете по делам РПЦ при СМ СССР. Могут ли эти незначительные результаты кого-либо удовлетворить? Конечно, нет. Надо признать, что мы еще крайне медленно и неудовлетворительно организуем работу по выполнению постановлений ЦК КПСС, бюро обкома КПСС, постановления Совета министров и решения исполкома областного Совета».

В 1962 и 1963 году в Ивановской епархии было закрыто по два храма, еще один храм был закрыт в 1964 году. В отличие от многих других епархий Советского Союза, начиная с 1965 года, закрытия храмов в Ивановской епархии не происходило. В результате количество храмов в епархии с 1961 по 1964 год сократилось с 56 до 44. Ещё в июне 1959 года «по предложению органов пожарного надзора» в г. Иваново была закрыта епархиальная свечная мастерская, которой так дорожил архиепископ Венедикт, и которая до определенного времени служила источником больших доходов для епархии.

Для иеромонаха Амвросия эти годы были сложными по-другому: 24 сентября 1960 года архиепископ Иларион перевёл его из ставшего родным Толпыгино настоятелем Троицкой церкви села Воронцово Пучежского района. Этим же указом иеромонах назначался благочинным Юрьевецкого округа. Но уже 11 мая 1961 года тот же архиерей вернул его настоятелем в Толпыгино, освободив и от обязанностей благочинного. Благодаря службе в Воронцово, отец Амвросий познакомился с Николаем Винокуровым, на долгие годы ставшего ему верным помощником. Так сбылось предсказание отца Леонтия.

 

Усиление атеистической пропаганды

Все эти процессы сопровождало усиление атеистической пропаганды. Она носила как идеологический, так и формальный, а еще чаще примитивный характер. Вводилось преподавание научного атеизма в высших учебных заведениях, создавались курсы для будущих лекторов научного атеизма. Принимались резолюции партийных и комсомольских конференций и собраний. Выдвигались требования к индивидуальной «работе» с верующими, а в реальности – жесткому психологическому и административному давлению, в результате которого многие «отказывались» от своих взглядов. Формировалось представление верующих людьми «второго сорта», заявления о том, что верующая мать наносит непоправимый вред своим детям, разжигание вражды и непонимания между родителями и детьми на почве отношения к религии. Шло активное выискивание различного рода негатива в деятельности религиозных организаций, причем основной упор делался на недостойное поведение священнослужителей и прихожан, а еще в большей степени – на их заинтересованность получать «большие деньги» за то, что они «ничего не делают». Создавался ажиотаж вокруг, возможно, и действительно нездоровых мистических проявлений религиозной жизни некоторых психически больных людей. Выдвигались требования сделать все для изоляции от религии детей до 18 лет. Делались попытки создания своего «коммунистического» «антирелигиозного» культа, на деле являвшегося возрождением примитивных форм языческой религии.

Вот как рисовал священника автор фельетона в Ивановской областной газете «Рабочий край» от 20 декабря 1959 года: «Это – крепкий, откормленный малый с могучими руками. Ему 32 года. В служители церкви он попал после работы по торговой части – в Костромской области заведовал сельским магазином. Торговая деятельность пришлась ему по душе и, может быть, никогда не носить бы Александру рясы, если бы не существенный изъян в прежней деятельности: за деньги и товары там следовало строго отчитываться. А хотелось найти такую работу, чтобы много рублей липло к рукам и не было бы страха положить в собственный карман сколько тебе захочется. Он нашел эту «работу», приняв сан священника.

… На протяжении июля-августа сего года редкая проповедь в церкви обходилась без плевков, ругани и рукоприкладства. Вот несколько выдержек из страниц, имеющихся в скоросшивателе.

"… В присутствии священника Остапчука Калиненков с грубой бранью и угрозами – "убью!" четыре раза набрасывался на старика Пузанова В.П., бил его кулаками по лицу и голове, таскал за волосы и за уши".

"… Дважды набрасывался на Жукову А.М., таскал ее за уши и ударял, отчего у нее образовались кровоподтеки, а также оскорблял ее".

"…Безо всяких оснований с пошлой бранью и кулаками набросился на Пузанову А.С., вытолкал ее из церкви, при этом разорвал на ней кофту и ударил кулаком по лицу".

Жители села, пострадавшие от буйства отца Александра, обратились в милицию. К сожалению, мы лишены возможности логично закончить фельетон приговором суда над хулиганом. Более того, в Гавриловом-Посаде нас озадачили сообщением, что суда вообще не будет, что дебошир останется безнаказанным. Почему?

Весть о происшествиях в дубёнковской церкви сильно озадачила работников областной прокуратуры и областной милиции. После долгих раздумий «толкование» было найдено и передано в Гаврилов-Посад как истина, не требующая доказательств: статью уголовного кодекса нельзя применять к хулигану, коль скоро он облачен в рясу.

Поп Александр вздохнул свободно. Затем он счел благоразумным завершить командировку в Дубёнках, выбыв в неизвестном направлении».

А 4 августа в этой же газете была такая публикация: «Эта зелёная поляна словно спряталась между живописными холмами. Она была излюбленным местом гуляний молодежи Обжерихи, Новленского и других окрестных селений Юрьевецкого района. Но с некоторых пор поляна, а точнее уголок ее, где бывает прозрачный родник, стала местом странных в наши дни сборищ. Появились здесь подозрительные юродивые, монашки в черных платках, с постными, испитыми лицами. Любители зашибить деньгу, заработать на предрассудках и суевериях замутили чистый источник. Расчет у них простой: придут одураченные рассказами о «святом» ключе люди – потекут на тарелку и в карманы святош серебряные монеты, а то и бумажные рубли.

И вот проходимцы и шарлатаны уже распускают в деревнях и в городе слушок о "новоявленном" кресте, чудодейственной водичке из «святого» ключа. Холодная струя родника направлена по деревянному лотку под наскоро сколоченный навес. А на дощатых полках выставлены двадцать шесть икон. Тут же проржавленный крест с кладбища и, конечно же, металлическая миска для сбора "приношений". На гвозде висит грязная кружка, отдающая прогорклым лампадным маслом. Из нее поят "страждущих", кропят и даже обливают их. Рассказывают, что из нее недавно окатили ледяной водой больного ребенка.

Если вы поинтересуетесь, кто же устроители невежественных водных процедур, то сразу услышите имена выдающих себя за монашек и «некровных сестер» Анны Буяновой, Парасковьи Кучиной и Ликерии Солдатовой. Они свили себе гнездо недалеко от поляны и, нигде не работая, живут припеваючи в своем домике на краю деревни Сантелево.

Не странно ли все это? Вблизи центра колхоза, где есть партийная организация, средняя школа, клуб, библиотека, большой отряд интеллигенции, среди белого дня шарлатаны устроили рассадник темноты и невежества. Пусть очень немного посетителей «святого» ключика. Но разве не за каждого человека должны мы бороться, оберегая его от липких тенет мракобесия?»

Уделялось внимание антирелигиозной пропаганде и в областной молодёжной газете «Ленинец».

В номере от 19 апреля 1964 года содержалась следующая информация: «В марте в комитете комсомола узнали о том, что комсомолка из села Зарайского, член пленума комитета комсомола Валя Егупова собирается венчаться. С Валей и ее женихом много беседовал секретарь комсомольской организации колхоза "40 лет Октября" А. Карелин. В результате девушка отказалась подчиниться требованиям родителей. Оружие из рук религии надо выбивать не рассуждениями о вреде религиозных обрядов, а прямым противопоставлением им наших советских обрядов. Это не только торжественная регистрация брака в сельском Совете, загсе, но и чествование ветеранов труда, старейших, это серебряная, золотая, комсомольско-молодежные свадьбы».

А в публикации от 20 июня 1964 года утверждалось: «Нужна не только терпеливая разъяснительная работа о ложности и вреде религии, но и конкретное вытеснение религиозных традиций нашими, удовлетворение естественных эмоциональных потребностей людей с помощью современных, по-настоящему красивых церемоний и ритуалов, внедряющих в их сознание коммунистическую идеологию. Но главное – надо в любой праздник, имеющийся или создаваемый, вложить идею; идею нашу, коммунистическую, революционную, и приложить максимум творческой инициативы, изобретательности, выдумки, чтобы идейное содержание и эмоциональная форма дополняли друг друга, удовлетворяли советских людей и воспитывали их».

Говорилось о том, что свобода совести – не самоцель, она является фактически лишь переходным этапов в процессе полного изживания религиозных предрассудков. Представления самих пропагандистов о религии зачастую носили поверхностный характер, страдали грубыми искажениями. Однако верующие права на ответную полемику не имели, даже свобода церковной проповеди была жестко ограничена. После отставки Н.С. Хрущева накал атеистической пропаганды спал, но она продолжала занимать значимое место в идеологической политике государства вплоть до самого конца 1980-х годов.

 

Воронцово

В конце сентября 1960 года иеромонах Амвросий приехал в Воронцово. 26 сентября совершил там первую службу – всенощное бдение накануне праздника Воздвижения Креста Господня.

Диакон Василий Васинский, про которого ему говорил отец Леонтий, оказался невысоким щупленьким мужчиной постарше сорока. Его борода и забранные сзади в «хвост» волосы начали седеть. Когда отец Амвросий приехал вечером 25 сентября, он встретил его, помог разместиться в церковном доме, потом позвал к себе на ужин. Там кроме них были молодой солдат и девушка лет восемнадцати.

– Мои племянники, – представил их отец Никодим. – Николай в Киевской семинарии учился, но после первого класса его в армию призвали. Ещё больше года ему служить.

– А дальше какие планы? – невольно перебил диакона отец Амвросий.

– Как Бог даст, – опустив вниз глаза, ответил солдат. Было видно, что ему очень непросто даётся армейская жизнь.

– Ну а самому как хотелось бы? – спросил священник. Ему хотелось услышать ответ от человека, про которого он получил такое необычное предсказание от архимандрита Леонтия.

– Самому хотелось бы служить Богу в Его Церкви, – тихо, но твёрдо ответил Николай.

– Значит всё и устроится, – почему-то уверенно, что так оно и будет, хотя и до конца срочной службы ещё больше года – огромный срок для солдата – ответил отец Амвросий.

– А это Шура, – представил отец Никодим девушку, воспользовавшись возникшей паузой.

Настоятель посмотрел на неё. Она была похожа на брата. Оба темноволосые, невысокие, стеснительные, с глубокими пронзительными глазами.

– Отец Никодим с детства готовил Колю к поступлению в семинарию, принятию священного сана. Наши родители тоже были людьми очень религиозными. Утром и вечером читалось правило – молитвы, Евангелие и Псалтирь. К молитве приучали и нас, детей. Однажды Николай не прочитал утренних молитв, и отец не отпускал его в школу до тех пор, пока не прочитает, – сказала вдруг Шура и покраснела.

– А ты сама читаешь молитвы? – улыбнулся иеромонах.

– Да, – ещё больше зарделась девушка.

– Ну, наверное, будешь монахиней.

– Да она молоденькая совсем, – вступил в разговор отец Никодим. – Рано ей об этом думать.

– А она не скоро и будет: лет через сорок, – почему-то сказал священник, который очень удивился бы, если бы узнал, насколько он окажется прав в этом предсказании.

Когда ужин закончился, Николай пошел проводить настоятеля до церковного дома.

– Тебя что-то гложет, что у тебя на душе? – спросил его отец Амвросий.

– Замполит части заставлял подписать отречение от Бога… – вдруг сказал ему солдат то, что никому до этого не говорил.

Молодому иеромонаху не приходилось через такое испытание проходить, поэтому он даже не сразу нашёлся, что сказать, только спросил:

– А ты?

– Он на листе напечатанное принёс. Сказал: не подпишешь – узнаешь, каким ад бывает не в поповских сказках, а на самом деле. Но я не подписал…

– И что?

– На три дня мне увольнительную дали, чтобы подумал. Вот поехал к дяде. Но ему не решился рассказать…

– Ну, и не тревожь его душу. Он тебя не сможет защитить, только будет мучиться. А ты доверься Богу. Всё в Его державной деснице.

– Я не буду подписывать, что будет – то и будет! – вдруг горячо сказал Николай.

– А всё хорошо будет, – вдруг уверенно сказал священник. – Тамо убояшася страха, идеже не бе страх. Господь просвещение мое и Спаситель мой – кого убоюся? А с солдатами у тебя лучше отношения, чем с офицерами?

Николай грустно помотал головой в знак отрицания:

– Какое там! Был один, на год раньше его призвали, так всё время смотрел, чем зацепить. Такую ненависть в его глазах порой читал… Но постоянно за него молился – почему-то было чувство, что так нужно. А недавно демобилизовался он, а перед этим подошёл ко мне и сказал: "Ты знаешь, Николай, ведь я хотел тебя убить, но что-то не дало мне этого сделать. Прости меня!"

– Ну, и прости, – вслух сказал отец Амвросий, внутри которого всё передёрнулось от услышанного.

– Да я простил, конечно.

– И правильно.

Они подошли к церковному дому.

– Благословите, батюшка, мне завтра уезжать, – сказал Николай.

– Ты послужишь Церкви, – с откуда-то взявшейся уверенностью сказал иеромонах, осеняя солдата крестным знамением, – ты будешь нужен множеству людей. Бог не даёт испытаний выше сил, и ты, наверное, это замечаешь: если даётся проблема, то даются и силы её решить.

Рядом с Воронцово протекает река Чабышевка, впадающая в Волгу. На другой день утром отец Василий, смущаясь, предложил отцу Амвросию пока не холодно покататься на лодке: «И пока Николай не уехал». Настоятель не только согласился, но и сам сел за вёсла. Шура тоже с ними поехала. Она как-то смущалась при виде отца Амвросия, впрочем, они все трое смущались, что не мешало им быть доброжелательными и гостеприимными.

Через месяц от Николая пришло письмо, что замполита перевели в другую часть. Как он потом уже рассказывал, в тот день, когда они с отцом Амвросием разговаривали в Воронцово, офицер хорошо «принял на грудь», потом добавил, а ночью вдруг начал носиться по части как ошпаренный и кричать: «Ад! Ад!» Наутро он ничего не помнил, но авторитета среди личного состава происшествие ему не добавило, поэтому начальство по-тихому быстро его перевело. А новый замполит на Николая не обращал внимания.

…Настоятелю понравился диакон Василий – вдумчивый, серьезный, богобоязненный.

– Как вы смотрите, если я поговорю с владыкой Иларионом, чтобы он рукоположил вас в сан священника? – спросил он примерно через полгода после своего приезда в Воронцово.

– Батюшка, да какой из меня священник? Не справлюсь я, – растерянно пробормотал диакон.

– Справитесь. Всё у вас для этого есть. А от призыва Божиего не надо отказываться.

Архиепископ Иларион одобрил предложенную кандидатуру. «А вы тогда опять в Толпыгино, – сказал он настоятелю, который предложил отца Василия в качестве второго священника. – Куда в Воронцово два священника».

И уже в мае 1961 года отец Амвросий поехал обратно в Толпыгино, подумав, что опять сбылось предсказание архимандрита Леонтия: он был в Воронцово недолго, и возвращается назад. А на следующий год, на праздник Пасхи Христовой, по представлению архиепископа Илариона патриарх Алексий возвёл отца Амвросия в сан игумена.

А ещё через год архиепископа Илариона сменил архиепископ Леонид (Лобачёв). У него была необычная судьба. К началу Великой Отечественной войны ему было уже сорок пять лет, и он ещё с 1930 года был в сане архимандрита. Однако, его призвали на военную службу. О том, насколько успешной она была, свидетельствует то, что он был награжден орденом «Красной Звезды», медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда», «За оборону Будапешта», «За взятие Вены», «За победу над Германией». Демобилизовавшись из армии в звании старшины, архимандрит Леонид вернулся к церковному служению.

С 1946 года был священником на Ваганьковском кладбище в Москве, служил на Антиохийском подворье в Москве. С 1948 по 1950 год был начальником Русской духовной миссии в Иерусалиме. Затем был настоятелем храма Адриана и Натальи под Москвой, Пименовской церкви в Москве. В 1953 году совершилась его хиротония в архиепископа Астраханского и Сталинградского. Управлял Пензенской, Калужской, Ивановской и Харьковской епархиями. В 1960 году был возведен в сан архиепископа.

Ивановской епархией архиепископ Леонид управлял совсем недолго: с июля 1963 по март 1964 года. Большую часть времени в этот период он находился в Москве, где у него был свой дом. В дела Ивановской епархии этот архиерей особенно не вникал, игумен Амвросий видел его только один раз. Ему даже начало казаться, что так он и закрепится в Толпыгино, и до самой своей кончины будет служить в этом ставшем дорогим его сердцу приходе.

Но на смену архиепископу Леониду был назначен митрополит Антоний (Кротевич), который круто изменил судьбу отца Амвросия.

Преображенский собор

Последние годы в Толпыгино

Отец Амвросий после службы в Воронцово ещё больше привязался к Толпыгино: всё здесь стало уже родным за больше, чем десять лет.

Племянник отца Василия Васинского, сын его сестры Николай Винокуров, демобилизовался 4 декабря 1961 года, в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Отец Василий стал уже священником – настоятелем храма в Воронцово.

– Какие планы дальше? – спросил он племянника.

– Хотелось бы опять в семинарию, – ответил Николай. – Но Киевскую закрыли ведь уже...

– Попробуй в Московскую.

Молодой человек подготовился к поступлению, подал документы, ему пришла телеграмма – вызов во второй класс: обучение в первом классе Киевской семинарии ему зачли. Он обрадовался, но неожиданно его вызвали в военкомат, отобрали военный билет.

– Как же так: я же пять месяцев всего назад из армии вернулся! – в отчаянии воскликнул Николай.

– А мы вас на переподготовку отправим.

«Какая может быть переподготовка после службы в стройбате?» – подумал молодой человек. Но вскоре ему стало всё понятно: его задержали ровно на то время, пока шло зачисление в Московскую семинарию. А потом вернули документы и сказали: «Извините, мы ошибочно вас вызвали, вот сейчас разобрались, ничего от вас не требуется».

– Пропала моя учеба в семинарии, – чуть не плача сказал Николай отцу Василию.

– А ты съезди к отцу Амвросию, – ответил ему тот.

Николай вспомнил, как после разговора с отцом Амвросием у него благополучно разрешилась казавшаяся ему тогда неразрешимой ситуация с замполитом, и он воспрянул духом.

Когда он приехал в Толпыгино, настоятель встретил его очень доброжелательно, сказал:

– Поедем с тобой вместе в лавру. Там ректор отец Константин Ружицкий, инспектор отец Питирим, я у них учился; поговорим с ними; думаю, что они помогут.

О чём отец Амвросий говорил с ними, Николай так никогда и не узнал. Единственное, что он услышал – слова инспектора архимандрита Питирима, обращённые к его покровителю: «Хорошо, что вы позаботились об этом молодом человеке».

Николай начал учиться в семинарии. На каникулы он приезжал и к дяде, и к отцу Амвросию. Он пришёл в себя после потрясений военной службы и связанных с поступлением в семинарию. Ему было всего двадцать три года. Напряжение, в котором он так долго находился, однажды нашло разрядку в несколько нелепой шалости.

Монахини Нина и Анна не молодели; Анне миновало уже семьдесят лет. Однажды она встревоженная подбежала к настоятелю, размахивая каким-то конвертом с письмом.

– Что случилось, матушка? – спросил отец Амвросий.

– В военкомат меня вызывают! Ишь чего выдумали анчутки и храпилоиды – старух в армию забирать!

Игумен чуть не поперхнулся от смеха, но решил разобраться. Конверт был подписанный от руки, обратный адрес был указан Приволжского райвоенкомата. Вызов был напечатан на половине листа жёлтой бумаги, внизу была какая-то закорючка вместо подписи; «печать» была поставлена пробкой от вина.

– Какая-то чушь, – сказал он монахине.

– Да я им пойду скажу, что за то, что они над старой женщиной издеваются, не будет им ни дна ни покрышки. Чтоб им пусто было иродам несусветным! И какая вот от меня в армии польза может быть?

Она так заинтересованно это спросила, что отец Амвросий невольно вполне серьёзным тоном ей ответил:

– Ну, может суп солдатам варить, а то они отвлекаются на бытовые вещи, а им надо военное дело осваивать.

– Суп?! Да чтоб они подавились этим супом! Нашли себе прислугу бесплатную!

Настоятелю стоило большого труда успокоить её, сказав, что никуда ей ехать не надо, он сам со всем разберётся.

Забрав письмо, игумен отправился искать Николая, который в это время гостил у них в Толпыгино.

– И что это такое? – спросил его отец Амвросий, протягивая конверт.

Николай густо покраснел, а потом признался, что после того, как монахиня Анна витиевато отругала его за какую-то ошибку на службе, ему подумалось, что вот было бы интересно, если бы она отругала работников военкомата, которые попросили ему столько крови. Если пучежских нельзя, то хотя бы приволжских...

Отец Амвросий сказал:

– Эта шутка вовсе не безобидна. Могло быть разбирательство, и неизвестно чем это обернулось бы. Ты готов оставить учебу в семинарии ради глупого озорства?

Николай стал пунцовым: он не подумал, насколько серьёзными могут быть последствия того, что на первый взгляд казалось обычной шалостью.

– Обещаю быть серьёзным впредь, – только и сказал он.

И слово своё сдержал.

Прихожан в храме, несмотря на хрущёвские антицерковные гонения, которые ещё не закончились, было по-прежнему много. Храм имел вполне благоустроенный вид.

Архиепископа Леонида совсем не интересовали ни Толпыгино, ни отец Амвросий. А тот и рад был, что его не вызывают в епархиальное управление: помнил, как один из таких вызовов закончился переводом в Воронцово. «Побыл бы владыка Леонид у нас подольше», – подумал как-то игумен. А через три дня узнал, что в Иваново назначен новый управляющий епархией – митрополит Антоний (Кротевич).

 

Митрополит Антоний

Митрополит Антоний (Кротевич Борис Николаевич) родился 14 августа 1889 года в г. Богуславе Киевской губернии в семье священника. По окончании гимназии один год учился в Киевском медицинском институте. Затем в Киеве закончил духовную семинарию и в 1914 году – духовную академию со степенью кандидата богословия. 14 августа 1914 года Борис Кротевич был рукоположен в сан священника и назначен на приход в Киев. С 1932 года он служил на различных приходах, в том числе Москве и Московской епархии. В 1944 году отец Борис был направлен в распоряжение митрополита Киевского и Галицкого Иоанна, экзарха Украины, который благословил ему служить на приходе в г. Житомире.

В 1944 году состоялась его хиротония в сан епископа Житомирского и Овручского. С 1946 по 1970 год владыка Антоний служил в Костромской (и временно – в Ярославской), затем в Тульской, Минской, Орловской, Ивановской, вновь в Тульской, и в Тамбовской епархиях. Несколько раз по болезни он уходил на покой, но после выздоровления возвращался к архиерейскому служению.

В 1954 году совет Московской духовной академии избрал архиепископа Антония почетным членом академии. Патриарх Алексий удостоил его в 1952 году сана архиепископа, в 1959 году – права ношения креста на клобуке, в 1961 году – сана митрополита, а в 1963 году – ордена святого равноапостольного князя Владимира I степени.

Ивановской епархией митрополит Антоний управлял с апреля 1964 года до февраля 1966 года. Он был одним из самых своеобразных архиереев, управлявших Ивановской епархией. Краткий период его управления – с апреля 1964 года по февраль 1966 года – был отмечен многими событиями. В это время уже закончился виток антицерковных репрессий, развязанных Н.С. Хрущёвым. Казалось бы, архиерей будет прилагать силы к восстановлению церковной инфраструктуры епархии настолько, насколько это позволит новая историческая обстановка в стране.

Но, вместо этого митрополит Антоний, под давлением государственных структур, отдаёт безвозмездно городу хорошее здание епархиального управления и перебирается в намного меньшее, вносит в фонд мира из епархиальных средств очень значительные по тому времени деньги, безвозмездно передает городу две автомашины «Волга», епархиальную библиотеку, в части светских книг. Кроме того, при переезде епархиального управления в другое здание были утрачены епархиальный архив и библиотека (кроме светской литературы, переданной городу).

Уполномоченный Совета по делам религий по Ивановской области 11 мая 1966 года дал ему такую характеристику: «Кротевич Б.Н. управлял епархией Ивановской и Кинешемской с апреля 1964 по февраль 1966 года. Взаимоотношения с органами власти строил правильно. Все принципиальные вопросы решал только по согласованию с уполномоченным Совета. По прибытии в Иваново безвозмездно передал городу дом епархиального управления, библиотеку, две автомашины «Волга». Для епархиального управления отремонтирован другой дом, меньшего размера. Со священнослужителями и членами исполнительных органов иногда бывал резок, груб. Довольно часто перемещал служителей культа из одного прихода в другой. Из епархиальных средств довольно значительные суммы (до 40000 рублей) перечислял в фонд мира».

Предельно лояльный с советскими чиновниками, митрополит Антоний был нетерпим в отношениях с духовенством и прихожанами. Видимо, за лояльность власти разрешали ему решать кадровые вопросы и в отношении церковных советов. Он провел ряд перемещений священнослужителей, многие были им отправлены за штат и запрещены в священнослужении, некоторые церковные старосты вынуждены были уйти со своих постов. Он не очень считался и с патриархией, во всяком случае, сам награждал священнослужителей патриаршими наградами достаточно свободно.

Упразднил в Ивановской епархии должность благочинных, о чем сообщил благочинным в циркулярном письме из нескольких строчек: «Нахожу необходимым и для дела полезным упразднить всех оо. Благочинных Епархии. Всеми делами Епархии будет ведать Епархиальное Управление». Не более пространным была его информация об этом и в епархиальном годовом отчете за 1964 год, отправленном в патриархию: «Мною была упразднена должность благочинных, которые являлись как бы кураторами над приходскими священниками, посредниками между ними и архиереем. Таким образом, улучшено и усилено было личное непосредственное руководство Митрополита пастырской деятельностью духовенства».

В то же время по требованию советских структур он издавал циркуляры, ограничивающие крещение взрослых и причащение младенцев следующего содержания: «Священникам приходских церквей Ивановской епархии. В тех случаях, когда с просьбой о крещении обращаются совершеннолетние и взрослые, священнику надлежит удостовериться в том, что желание креститься у них несомненно и твердо. Их надлежит подготовить к таинству крещения. Только в этом случае надлежит обращаться ко мне с просьбой благословить на совершение таинства крещения». «В то время, как родители детей отсутствуют, находятся на работе, бабки приносят детей в церковь для причащения, иногда против желания родителей. Родители выражают недовольство, так как причащение детей совершается против их желания. В таких случаях священникам не следует поступать против воли родителей».

Гонения Хрущева уже закончились, поэтому сложно сказать, что же двигало этим, уже достаточно старым архиереем в его необычных поступках, тем более, что заявления о сносе здания епархиального управления были явно надуманными (оно стоит до сих пор), и даже предшественнику митрополита Антония архиепископу Леониду удалось избежать его передачи властям. Наверное, всё-таки не просто желание перевестись в Тулу…

Именно с этим архиереем оказались связаны перемены в судьбе отца Амвросия.

 

Переезд в Иваново

Хотя в шестидесятые годы двадцатого века и не было тех средств связи, которые есть у людей сегодня; «сарафанное радио» передавало информацию не менее быстро, чем современные мессенджеры. Про митрополита Антония вместе с ним в Ивановскую епархию приехали слухи, что это крутой архиерей, которому невозможно ни в чём противоречить. Впрочем, он с самого момента приезда постарался им соответствовать. Священники боялись встречи с ним, никто из них не спешил первый инициировать встречу с архиереем. А он в первый же месяц изучил все личные дела, и начал сам их вызывать в епархиальное управление. Этих вызовов все опасались, отец Амвросий не был исключением. Поэтому, когда в Толпыгино пришла телеграмма, что его ждёт на встречу митрополит, он воспринял её, как что-то опасное.

– Что вы так волнуетесь, батюшка: пятый архиерей уже за время, что вы здесь служите. Те ничего вам не сделали, и этот не сделает, – попробовала успокоить его монахиня Нина.

– Не знаю: предчувствие какое-то, что всё меняется, былой стабильности уже не будет, – грустно ответил игумен.

Митрополит принял его не сразу: пришлось около трёх часов подождать в приёмной. Наконец, секретарь епархиального управления сказал отцу Амвросию, что можно зайти.

Он зашёл в кабинет, в пояс поклонился владыке, подошёл под благословение. Тот изучающе посмотрел на него взглядом, который не многие выдерживали не отводя глаз; потом спросил:

– Почему в духовной академии не стал учиться?

– Хотелось служить, владыка, – просто ответил игумен.

– Нравится тебе в деревне?

– Да, владыка.

– А что же там может нравиться? Ну, даже если и нравится; я твоё дело внимательно прочитал. Ты человек молодой, тебе тридцать пять лет всего. А при этом дельный, нареканий к тебе никаких нет. От тебя польза епархии может быть.

– Так я вроде бы стараюсь служить на приходе, чтобы польза была...

– Я не про приход, а про всю епархию говорю. Введу тебя в епархиальный совет. Будешь учиться шире смотреть на церковные дела, а не мерить всё деревенскими мерками.

– Владыка...

– Что? Я знаю, что я владыка. А у тебя почерк хороший?

Игумен растерянно пожал плечами, и митрополит тут же раздражённо пододвинул ему ручку и лист с бумагой:

– Напиши что-нибудь.

– Что именно?

– Что угодно, адрес свой, например.

Все это время митрополит сидел за столом: держа в руке посох, а отец Амвросий стоял перед ним. Чтобы написать адрес храма в Толпыгино, он тоже не садился, а лишь наклонился над столом. Архиерей посмотрел на написанное и, судя по всему, остался доволен увиденным.

– Будешь помогать мне антиминсы подписывать, – сказал он.

...С этого дня спокойная жизнь у игумена закончилась. Вызовы в епархиальное управление были частыми. Судя по всему, он был один из тех немногих священников, которые понравились митрополиту. В одну из встреч архиерей сказал:

– Три дня тебе на сборы, перебирайся в Иваново, я назначу тебя священником в Преображенский кафедральный собор.

– Но, владыка, в Толпыгино прихожане так привыкли ко мне, не захотят отпускать...

– А кто их спрашивать будет? Кто они такие? И цирк с прощаниями нечего устраивать – у нас здесь не самодеятельный театр. Уехал и всё. А к ним новый священник приедет. Не понравится - пусть не ходят в церковь – в Советском Союзе никто насильно в неё не загоняет. Не то что в старое время, когда справку об исповеди на работу нужно было приносить каждый год.

Увидев, что отец Амвросий чуть не плачет, митрополит раздраженно громко сказал ему:

– Ты мне сын, я тебе отец! Как благословлю – так и будет!

– Да, владыка, – послушно ответил игумен.

– Ты не переживай так: я ведь тебе добра хочу, – несколько успокоился архиерей, увидев, что священник ему не перечит.

Вернувшись в Толпыгино, отец Амвросий вошёл в храм и долго стоял в алтаре, прощаясь с этим ставшим ему родным местом. На глазах его не раз выступали слёзы пока он молился, вспоминал все, что было связано с годами его служения здесь.

Даже монахине Нине игумен ничего не рассказал, повинуясь строгому запрету митрополита Антония. Ей он потом при встрече, когда она попеняла ему, что даже ей-то не сказал о своем переезде, ответил так: «Я просто никак не мог ослушаться владыку митрополита Антония. Мне было очень тяжело расставаться с приходом. Я прослужил в нём двенадцать лет, но в три дня должен был собраться, и не устраивать никаких прощаний, потому что всё это было сенсацией и могло быть не в мою пользу: время сейчас очень тяжелое. Народ расплачется, заволнуется. А любые волнения сейчас для церковной жизни опасны, следовало их избежать».

В Иваново он снял комнату в старом деревянном доме на четырёх хозяев. Комнаты эти жильцы гордо называли «квартирами». Дом стоял напротив закрытого Владимирского женского монастыря. Часть его построек снесли, часть использовали для нужд военного завода, в том числе и храм, который лишившись куполов с крестами, казался каким-то несуразным строением. Две «квартиры» в доме занимали бывшие насельницы Владимирского монастыря; ещё в одной жила Вера Сергеевна Баскова с семьёй, а в четвёртой две её тёти. В 1965 году она взяла тёток к себе, после чего освободилась «квартира», которую она сдала отцу Амвросию.

 

Начало службы в соборе

Отцу Амвросию было сложно привыкать к кафедральному собору. В Толпыгино он был один священник, а здесь кроме него пять священников, несколько диаконов. Отношение церковного совета совсем иное – за четыре года, прошедшие после реформы приходского управления, эти люди успели почувствовать себя хозяевами в приходах. И если в Толпыгино он на личных отношениях сохранял хрупкий баланс, то здесь был такой комок переплетённых межличностных отношений, что разобраться в нем было меньше чем за год практически невозможно. Казалось, что в соборе был какой-то паноптикум выставленных напоказ болезней и уродств человеческой природы, каждое из которых представлял отдельный экспонат, а некоторые умудрялись совмещать в себе и целый букет отрицательных качеств. На этом этапе хрупкий баланс поддерживался общим страхом перед митрополитом Антонием, который благодаря связям во властных структурах мог убирать и неугодных ему членов церковных советов, а с духовенством и вовсе был крайне жёстким. Отцу Амвросию приходилось теперь видеть его ежедневно – каждый день на буднях митрополит ждал его в епархиальном управлении, где давал ему какие-то поручения, а по субботам вечером и воскресеньям утром он сослужил с ним в числе других священников всенощное бдение и Литургию. При этом игумен в полном объеме нёс и череду, как штатный священник кафедрального собора. Боявшиеся митрополита члены церковного совета со священниками вели себя достаточно пренебрежительно; впрочем, отец Амвросий благодаря своему такту и тому, что их интересы никак не пересекались, сумел сохранять с ними вежливую дистанцию.

На город с четырехсоттысячным населением собор был единственный храм; получалось, что один священник почти на 70 тысяч жителей. Хотя народ здесь в основной массе и отрицательно относился ко всему церковному, нагрузка на духовенство собора была колоссальной. В воскресные дни и большие праздники собор был переполнен, несмотря на то, что ходить в храм на богослужения без негативных последствий для себя могли очень немногие. Впрочем, были определённые лица, чьё хождение на службы власти даже скрыто поощряли – разного рода полусумасшедшие люди, склочники, сплетники, болтуны, не имеющие в силу старости или инвалидности какой-либо созидательной занятости, и превращавшие кафедральный собор в своего рода «клуб по интересам».

Они приходили сюда, чтобы обменяться свежими сплетнями обо всех священнослужителях и членах церковного совета, составить жалобы на них патриарху, в Совет по делам религий, возникший после объединения Совета по делам Русской православной церкви с Советом по делам религиозных культов (отсутствие отдельного центрального правительственного органа, курирующего Московский патриархат, должно было показать понижение его статуса в государстве).

Незадолго до перевода отца Амвросия в собор, этими «инициативными неравнодушными гражданами» было направлено письмо патриарху Алексию следующего содержания: «По уполномочию и по поручению 287 человек верующих чад православной церкви г. Иваново, подписавших ранее жалобу от 9.07.1963 года

В нашем кафедральном соборе до сего времени не утихает дух злобы и вражды, который посеял на благодатной ниве человек. Фамилия его – Гайдук Н.С., занимает должность в Соборе – председателя общины. Мы живые свидетели того факта, что он своим нетактичным поведением, а если можно выразиться своими лукавыми действиями издевался над владыкой Илларионом и священниками, а также верующими гражданами. Наставником его является бывший священник Покровский Н.С., ныне работающий бухгалтером Собора. Верующие граждане приносили в храм по традиции во время панихиды какие-либо продукты. Староста Гайдук и Покровский постарались через посредство фин. органов отменить. Этим самым нанесли большое оскорбление чувствам верующих, отняли последнюю надежду и любовь к своим усопшим родителям, родным, знакомым. А священникам нанес экономический удар, финорганы обложили налогом в несколько тысяч рублей. Но и не только это, верующие на панихиду приносят свечи. Эти свечи в большинстве случаев не используют, а их обратно перепродают.

Конечно, в этом случае верующие люди скорбят, ведь может быть они купили свечи на последние деньги.

Церковный совет во главе Гайдука и Покровского в храме поставили режим подобно тюремно-лагерного характера, себя поставил культом личности. Верующих оскорбляет и презирает. Даже занимается рукоприкладством. Молодых и слабых здоровьем выгоняет из церкви, над священниками кощунствует. Это с нашей христианской морали недопустимо.  

На наш взгляд не внушает доверия весь церковный совет. В самом деле Гайдук это ярый антихрист и хитрый лицемер. Казначей Кротова невера серебролюбивая и к тому же легкого поведения. Покровский Н.С. серебролюбивый, кощунник и невера. Вот лица этих так называемых исполнителей органа Собора.

Недавно в правый хор Гайдук взял в певцы брата Покровского Н.С. Покровского К.С. – бывшего дьякона, с которого снят сан за пьянку, блуд и богохульство. Он отрекся миру от Бога, на него в то время архиепископом Илларионом был наложен запрет посещать храм. Но воспользовавшись случаем – отсутствие архиепископа Иллариона – оформил его в хор.

Об этом было сигнализировано уполномоченному тов. Желтухину, но он упорно защищает действия Гайдука и Покровского, которые ввели существующий порядок в храме и своими действиями ведут к хаосу, разложению и запугиванию верующих. Гайдук ежедневно консультируется у т. Желтухина и каждый раз получает новые указания. Гайдук и Покровский среди верующих и духовенства вводят дух разлада. Этим самым они готовят почву к закрытию храма.

Разберите нашу жалобу и просите председателя Совета по делам РПЦ СССР тов. Куроедова вмешаться в это дело, чтобы он дал конкретное указание уполномоченному по Ивановской области т. Желтухину снять с регистрации старосту Гайдука, Кротову, бухгалтера Покровского и выбрать новый орган церковного Совета, который отвечал бы требованиям верующих граждан».

Эти люди в качестве психологического воздействия могли направлять неугодным им архиереям и священникам и анонимные послания угрожающего характера. Например, епископ Ивановский Михаил (Постников) в 1947 году получил такое письмо от «верующих»: «Ты носишь большой чин, но ты его недостоин. Не место тебе быть у нас и служить в нашем храме. Ты и свита твоя нам не нужны. Люди считают тебя антихристом. Уйди от нас и уйди скорее. Тебе готовится участь, как Ерофею, которого в мантии с позором вывели на улицу из собора. Гнев народа растет, и ты должен выпить чашу народного недовольства».

Во время службы в храме был гул – так этим людям хотелось поделиться новыми гадостями, частью узнанными, а частью придуманными, что остановить их могло только присутствие на службе митрополита Антония, который мог и распорядиться выгнать болтунов. Про него слухи ходили вообще несуразные, которые те, кто их передавал, выдавали за достоверные. Говорили, что после перенесённой операции у него верхняя часть черепа сдвигается, и ему приходится её периодически поправлять – отсюда и его раздражительность и приступы гнева; что он офицер госбезопасности, который выполняет специальные задания государства по подрыву церковной жизни. Впрочем, про других придумывали вещи не менее нелепые. Например, про монахиню Ларису, работавшую в ризнице, говорили, что она до пострига была комендантом в «сером доме» (так в Иваново называли здание, где располагалось управление госбезопасности) и собственноручно приводила в исполнение смертные приговоры. А она на самом деле была всего лишь комендантом в женском общежитии...

Многие заслуживающие доверия очевидцы событий того времени считают, что авторы кляуз были людьми намного более порочными и беспринципными, чем те, о ком они писали. А по мнению отца Амвросия, всё более укреплявшемуся с годами, работники исполкомов и уполномоченные были гораздо порядочнее, чем многие, так называемые «верующие», приходившие в храм из любви к кляузам и пакостям ближним.

Епархиальное управление между тем переехало в новый дом – очень маленький, но находившийся рядом с собором. Отцу Амвросию, которому приходилось в течение дня приходить и на службы в собор и в епархиальное управление к митрополиту, это было удобно; а вот для организации работы епархии это стало большим минусом. Впрочем, митрополит Антоний, который с момента приезда в Иваново открыто говорил о своём желании поскорее перебраться в Тулу, этим не озадачивался: он считал, что его здесь уже нет, а временно можно и потерпеть некоторые неудобства.

К игумену Амвросию он привязался, иногда с ним подолгу разговаривал. Раздражительного архиерея успокаивал этот степенный спокойный священник, научившийся не показывать эмоций даже в моменты, когда внутри все кипит.

В 1965 году Николай Винокуров окончил Московскую духовную семинарию, был рукоположен в сан диакона в целибате и поступил в Московскую духовную академию. После первого курса он хотел перевестись на заочное отделение, но отец Амвросий, с которым он поделился своими желаниями, сказал: «Поучись ещё годочек». И также он сказал на это и после второго и после третьего курса академии. В 1967 году на праздник Благовещения Пресвятой Богородицы диакон Николай Винокуров был рукоположен в сан священника. «Окончишь академию, Бог даст – послужим вместе в Иваново», – сказал ему отец Амвросий, когда поздравлял его с хиротонией.

 

Духовник

У игумена стали появляться духовные чада в соборе. Одной из первых к нему подошла певчая левого клироса, которым руководил диакон Вадим Манчтет – Нина Галанцева. Эта была девушка немногим старше двадцати лет с широко открытыми глазами, своим мнением по всем вопросам, которой срочно потребовался духовный авторитет, с которым она могла бы сверять свои взгляды.

– Отец Амвросий, мне отец Вадим посоветовал к вам подойти, попросить, чтобы вы стали моим духовным отцом, – смущаясь, сказала она.

– Почему именно ко мне? – улыбнулся игумен. – Здесь в соборе есть более опытные священники.

– Старше по возрасту есть, но им не до наших проблем, у них свои заботы. А отец Дмитрий Мужук вообще сказал, что я глупая, – обиженно пожаловалась Нина.

Иерей Дмитрий Мужук был самым молодым из священников собора, ему было всего двадцать семь лет. Он любил прихвастнуть, не стеснялся в выражениях, считал, что лучше всех в епархии служит и у него самый красивый голос.

– Не думаю, что отец Дмитрий хотел тебя обидеть, он просто не очень подбирает слова, – мягко успокоил Нину отец Амвросий. – Хорошо, можешь у меня исповедоваться, если мои советы окажутся чем-то тебе полезными, то и слава Богу.

Нина спустя пару месяцев взахлёб рассказывала отцу Вадиму: «Отец Амвросий через незаурядность своей личности и другим даёт возможность почувствовать себя особенными, нужными. Очень мягкий, деликатный, интеллигентный, прекрасный собеседник. Мы много с ним разговаривали на разные темы».

Когда Нина называла игумену на исповеди свои грехи, ей казалось, что вот сейчас священник начнёт её ругать. А он лишь говорил: «Конь на четырех ногах и то спотыкается». И в то же время учил: «Ты главное ни одного греха не скрывай, все открывай мне, как отцу духовному». Она так и поступала.

Ещё одна Нина переехала в Иваново из Кинешмы. После девятого класса она поступила в ивановское профессионально-техническое училище учиться на повара. В Кинешме она была постоянной прихожанкой Троицкого кафедрального собора, стала ходить в собор и в Иваново. А на исповедь подходила к разным батюшкам. Как-то ей одна прихожанка говорит: – Ты что все время бегаешь по разным священникам? Это у вас там в Кинешме никто ничего не знает. Должен быть духовник.

   А как раз в этот день отец Амвросий исповедал. Нина подошла к нему, говорит:

– Батюшка, а вы возьмите меня к себе...

Он так посмотрел на неё:

– Чего?

– Я не знаю, как она сказала, чтобы вы были мой...

– Духовник?

– Да.

– Возьму.

…Духовных чад у отца Амвросия становилось всё больше. Он многим нравился своей глубокой религиозностью, искренней верой, внешними спокойствием и доброжелательностью, серьёзным отношением к чужим проблемам, тем, что не жалел своего времени на людей, хотя занятость его была и большой. Впрочем, были и те, кто не любили его ровно за то же самое – он не давал им повода для сплетен.

 

Рекомендация

Митрополит Антоний часто о многом говорил с отцом Амвросием, рассказывал ему об особенностях архиерейского служения. А однажды сказал:

– Я решил написать митрополиту Никодиму про тебя. Ты рассказывал мне, что он тебя знает по твоей диаконской хиротонии в Ярославле.

– Зачем? – испугался игумен.

– Хватит тебе в этой ивановской глуши киснуть. Пора выбираться в какое-то более приличное место.

– Но, владыка, мне всё здесь нравится…

– А монаха не спрашивают, нравится ему или нет. Посылают и всё. Вот смотри, что я ему написал, – и протянул растерянному священнику письмо.

В нём был следующий текст: «Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Никодиму, митрополиту Ленинградскому и Ладожскому, председателю Отдела внешних церковных сношений Московской патриархии – митрополита Антония – Рапорт. Имею честь почтительнейше доложить Вашему Высокопреосвященству, что во вверенной мне Епархии в Кафедральном Соборе служит Игумен Амвросий Щуров. Поверьте мне, я впервые, за всю свою многолетнюю пастырскую и архипастырскую деятельность, встречаю такого инока – доброго, культурного, образованного, уравновешенного и любящего свою Родину. За все это время я изучил его, и почитаю как сына родного. Знаю, что Вы, дорогой Владыка, нуждаетесь в добрых кандидатах для посылки за границу, а также и для рукоположения в сан Епископа. Твердо верю, что Игумен Амвросий не посрамит Русской Православной Церкви, а также и Родины нашей».

Отцу Амвросию было очень лестно, что митрополит так его оценил, но и страшно:

– Владыка, да ведь митрополит Никодим наверное меня и не помнит, мало ли там ставленников было, – только и сказал он.

– Не помнит – перешлёт документ в управление делами Московской патриархии, – ответил ему архиерей. – Я твёрдо убеждён, что ты должен стать епископом.

Через некоторое время из управления делами пришел запрос послужного списка и характеристики на игумена Амвросия (Щурова), которые митрополит Антоний им отправил. Однако его ходатайство осталось без удовлетворения.

– Ну и ладно, – сказал архиерей отцу Амвросию, – сообщив, что получил устный отказ. – Значит попозже это будет, может я спешу, как старый человек, а ты ещё молодой, у тебя время есть и стать архиереем и послужить в этом сане. А пока будешь архимандритом.

В воскресенье 9 января 1966 года во время Литургии в Преображенском кафедральном соборе он возвёл его в сан архимандрита, надел ему митру и мантию со скрижалями, к большому неудовольствию многих из соборных протоиереев. Как потом выяснилось, с патриархом это возведение не было согласовано – митрополит Антоний нередко так делал, когда считал нужным.

Уже 27 января 1966 года он получил, наконец, то назначение, которым так грезил: стал митрополитом Тульским и Белевским. Впрочем, в Туле он послужил совсем недолго – уже 7 июля этого же года ушел на покой. В ноябре 1968 года был назначен митрополитом Тамбовским и Мичуринским и служил в этом качестве до июня 1970 года, когда восьмидесятилетний митрополит ушел на покой окончательно, и жил в подмосковной Малаховке до своей кончины 21 ноября 1973 года.

Перед отъездом из Иваново он ещё раз сказал отцу Амвросию, что видит в нём будущего епископа, а чтобы им стать, архимандрит должен служить в Преображенском соборе – отсюда его и призовут на архиерейское служение.

И когда с ним уже у машины, которая должна была отвезти его в Тулу, прощались некоторые из тех, с кем в Иваново у него было наиболее доброе общение, митрополит, перед тем как захлопнуть дверь машины, погрозил отцу Амвросию пальцем и сказал: «Не уходи из собора!» Это были последние сказанные ему слова митрополита Антония.

Настоятель кафедрального собора

Епископ Поликарп

Епископ Поликарп (Приймак Георгий Кондратьевич) родился во Владивостоке 1 апреля 1912 года в крестьянской семье. Вместе с семьёй переехал в Манчжурию, где в 1930 году окончил среднюю школу. В 1932 году Георгий с матерью переехал в Японию, где познакомился с митрополитом Токийским и Японским Сергием (Тихомировым). Под его руководством он изучал богословие, а 8 марта 1936 года был рукоположен им в сан диакона, 13 марта пострижен в монашество с именем Поликарп, а 15 марта рукоположен в сан священника. В том же, 1936 году, указом местоблюстителя Московского патриаршего престола митрополита Сергия, иеромонах Поликарп был послан миссионером в Корею. Как писал об этом учреждённый митрополитом Сергием в Японии журнал «Сэйкё ситё» (Православная мысль), «…иеромонах Поликарп владеет не только русским, но и английским и японским языками, поэтому сможет окормлять всех прихожан Корейской церкви: и русских, и корейцев, и японцев».

Под давлением специальной японской полиции 4 сентября 1940 года митрополит Сергий был вынужден уйти на покой. Это было связано с ростом национализма и антимосковских настроений в Японии. 8 октября того же года японские власти вынудили его уйти и с поста начальника Русской духовной миссии в Корее. На эту должность был назначен отец Поликарп с возведением в сан архимандрита.

После Второй мировой войны Япония и Южная Корея оказались под контролем США, а Северная Корея под контролем СССР. Перед архимандритом Поликарпом предстала альтернатива перейти в юрисдикцию Американского Русского митрополичьего округа. Но эта возможность была им отвергнута. 12 декабря 1948 года он был заточен на две недели в тюрьму Кемукван. 18 июня 1949 года его вновь арестовали, обвинили в шпионаже в пользу Советского Союза, подвергли пыткам. В связи с отсутствием улик показательный процесс был отменен, однако архимандрит Поликарп с престарелой матерью был выслан в Северную Корею. На этом завершилась деятельность Русской духовной миссии в Корее.

В 1949 году архимандрит Поликарп был переведен в г. Харбин в Китае, а в сентябре 1951 года назначен начальником Русской духовной миссии в Иерусалиме, где и пробыл до апреля 1955 года. Последним местом служения архимандрита Поликарпа перед его архиерейской хиротонией был г. Мукачево Закарпатской области. 19 июля 1957 года архимандрит Поликарп был рукоположен в сан епископа Кировского и Слободского. С ноября 1961 года епископ Поликарп управлял Архангельской епархией. В 1963 году был награжден орденом святого равноапостольного князя Владимира II степени.

Вот этот архиерей с такой непростой судьбой, переживший заключение и пытки в восточной тюрьме, служивший в Японии, Корее, Китае и Израиле, сменил митрополита Антония в качестве управляющего Ивановской епархией в феврале 1966 года.

Один из уполномоченных так характеризовал епископа Поликарпа: «Взаимоотношения строит правильно. Не было ни одного случая, чтобы епископ Поликарп не выполнил даваемых рекомендаций. В беседах неизменно вежлив и предупредителен. Интереса к политическим вопросам не проявляет и разговоров на эти темы избегает. По характеру спокоен, самолюбив... Положением своим несколько гордится. Создается впечатление, что не только без смущения, но даже с гордостью проходит по коридорам учреждения, на виду у многочисленных посетителей».

Новый архиерей сразу выделил из всех в Преображенском кафедральном соборе архимандрита Амвросия.

Отец Амвросий рассказывал потом диакону Николаю Винокурову: «А владыка Поликарп захотел, чтобы я стал настоятелем собора. Противоречить владыке я не смог. Помню, он тогда обнял меня прямо в алтаре собора и при всех объявил настоятелем. Настоятельство мое на первых порах было очень тяжёлое, потому что и церковный совет и старые протоиереи смотрели на меня очень недружелюбно. Но пришлось мне всё же это послушание принять».

Сначала архиерей возложил на него исполнение обязанностей настоятеля, а 4 ноября 1966 года, в праздник Казанской иконы Пресвятой Богородицы – престольный в одном из приделов собора – утвердил его в должности настоятеля окончательно.

Епископ Поликарп был очень доброжелателен с духовенством и прихожанами. Перенесённые жизненные испытания заставляли его шире смотреть на многое. Кто-то этим пользовался, недоброжелатели шушукались по углам, что он распустил дисциплину. Когда архиерей во время службы улыбнулся какой-то прихожанке, то начали распускать слухи, что у них какие-то шашни… Епископу, после всех перенесенных реальных испытаний, это казалось смешным, он не обращал ни на что внимания. Назначенному им настоятелю он помогал устояться в новой должности, очень сложной из-за пристального внимания к её носителю со стороны сотен самых разных людей: и архиерея, и уполномоченного, и духовенства, не только соборного, но и в целом епархиального, и прихожан, среди которых немало было недоброжелательных, в том числе и полусумасшедших…

В Ивановской епархии он служил с февраля 1966 года до второй половины 1968 года. С июля 1968 года – епископ Пензенский.

Как писал уполномоченный «Известие о переводе в Пензенскую епархию Поликарп воспринял болезненно, но теперь, кажется, несколько смирился. Вначале он считал виновником этого архиепископа Феодосия, который будто бы страстно хотел занять Ивановскую кафедру. В связи с этим, когда Феодосий предложил ему встретиться в Москве, чтобы поговорить о епархиях, ввести друг друга в курс дела, проинформировать об особенностях, – он отверг это предложение. Свою позицию пояснил так: “Пусть приезжает и принимает епархию. Сотрудники будут на месте, документы подготовлены. Если я совершил в Иванове преступление, то найти меня очень просто – я буду в Пензе”. Архиепископ Феодосий предлагал якобы вместе похлопотать перед патриархом об отмене данного решения, так как Феодосию тоже не хочется уезжать из Пензы. Но и это предложение Поликарп отклонил. Он пояснил, что первыми словами клятвы при хиротонии являются слова о покорности. “Я 32 года служу Церкви и ни разу не ослушался, не буду ослушником и сейчас”, – с гордостью заявил он».

16 декабря 1969 года епископ Поликарп ушёл на покой. Находясь на покое в Симферополе, владыка любил заниматься живописью. Последнее время из-за болезни ног он рисовал сидя в доме или около него. Скончался он в воскресный день в 18 часов 23 июля 1989 года на 78-м году жизни.

А для настоятеля Преображенского кафедрального собора г. Иваново архимандрита Амвросия с назначением управляющим Ивановской епархией архиепископа Феодосия наступил, наверное, самый тяжёлый период в его жизни.

 

Архиепископ Феодосий

Архиепископ Феодосий (Погорский Дмитрий Михайлович) родился 19 октября 1909 года в с. Брусилове Киевской губернии. 0н происходил из духовного звания. В 1927 году окончил среднюю школу. С 1928 года началось его церковное служение в качестве псаломщика и регента. С 1930 года работал в различных учреждениях г. Киева. В 1940 году заочно закончил Московский плановый институт.

С 1942 года, после рукоположения в сан священника, проходил пастырское служение на приходах в Киеве, Чернигове, Ленинграде. В 1956 году протоиерей Дмитрий Погорский заочно окончил Ленинградскую духовную академию со степенью кандидата богословия. В 1957 году в Успенском мужском монастыре г. Одессы протоиерей Димитрий был пострижен в монашество с наречением имени Феодосий и по возведении в сан архимандрита назначен ректором Саратовской духовной семинарии.

22 июня 1958 года состоялась его хиротония в сан епископа Калининского и Кашинского.

С 22 марта 1960 года владыка Феодосий был епископом Пензенским и Сызранским. 25 февраля 1964 года он был возведен в сан архиепископа с правом ношения креста на клобуке.

С 30 июля 1968 года был архиепископом Ивановским и Кинешемским.

Положение дел, которое владыка Феодосий обнаружил в Ивановской епархии, его не удовлетворило. В своем отчете в патриархию за 1968 год он писал: «Мне трудно судить о состоянии церковно-приходской жизни епархии, пробыв на кафедре в отчетном году только 4 месяца, но и за этот короткий период у меня накопилось много фактов, свидетельствующих, что идиллическая картина процветания церковно-приходской жизни вообще и церковно-канонической дисциплины духовенства в частности, не является реальной, а только желаемой, идеальной. Недостойные священнослужители, которых митрополит Антоний отправил в заштат, при епископе Поликарпе вновь продолжили свое служение, направленное на подрыв авторитета Церкви».

Упразднение митрополитом Антонием института благочинных в Ивановской епархии не вызвало у архиепископа Феодосия поддержки. Об этом он писал следующее: «Первые шаги моей архипастырской деятельности затруднялись и осложнялись тем обстоятельством, что в епархии не было ни одного благочинного. Как выяснилось Высокопреосвященнейший митрополит Антоний, управляя епархией, счёл полезным для её блага упразднить всех благочинных в 1964 году. Помимо того, что отсутствие благочинных не соответствует структуре управления епархией, утвержденной в "Положении об управлении РПЦ", создалось такое ненормальное положение, что в случае конфликтных дел и жалоб на священнослужителей, не было кого послать на место для ознакомления с истинным положением дела, в результате чего я не имел твердых оснований для решения спорных вопросов. Для исправления создавшегося ненормального положения мной были восстановлены благочиннические округа и назначены благочинные – сначала три, а потом ещё один. Духовенство кафедрального собора подчинено непосредственно мне».

В свое время митрополит Антоний ратовал за то, чтобы в Ивановскую епархию направлялись выпускники Московской духовной академии для их служения в храмах области. Им была даже выделена академии финансовая поддержка в размере 15 тысяч рублей – достаточно существенная по тем временем сумма. Его пожелание сбылось уже при втором после него управляющем епархией. В 1968 году в Ивановскую епархию прибыли для прохождения служения три выпускника Московской духовной академии, кандидаты богословия: иеромонах Модест (Кожевников), священник Николай Винокуров, священник Сергий Паршуто.

Священник Николай Винокуров был назначен на служение в Преображенский кафедральный собор, где настоятелем был архимандрит Амвросий. Так начало сбываться давнее предсказание архимандрита Леонтия о том, что один из них будет добрым помощником другому.

С самого начала своего служения в Ивановской епархии архиепископ Феодосий вступил в резкую конфронтацию с церковными советами, в первую очередь, это касалось Преображенского собора. Архиерей очень любил пространно писать, в отличие от митрополита Антония, который даже по самым важным вопросам мог сформулировать свою позицию в нескольких строчках, архиепископ Феодосий по маловажной проблеме мог написать целое послание из нескольких страниц. На поданном ему прошении в несколько строк, он мог написать резолюцию, которая не только испещряла собой всё прошение и обратную сторону листа, на котором оно было написано, но и продолжалось на приложенных листах. В штате епархиального управления появились две машинистки, которые с утра до вечера печатали то, что написал архиерей, и иногда им ещё требовалась помощь привлеченных машинисток, так как они физически не всегда успели напечатать то, что он написал.

В январе 1969 года конфронтация архиепископа Амвросия со старостой кафедрального собора приняла открытый характер, о чем он пространно написал двадцатке собора: «Староста собора Д. Е. Марков в крещенский сочельник 18 января с.г. допустил возмутительные действия, свидетельствующие о его антицерковном поведении и настроении.    Узнав о том, что я предполагаю выйти с крестным ходом из храма для освящения воды через главный вход, а не через боковой, Д.Е. Марков с большим возмущением вошел в алтарь во время пения запричастного стиха, не приветствуя меня и не взяв благословения, стал в повышенном тоне, грубо и дерзко доказывать мне неправильность моего желания выходить из храма через главный вход, ссылаясь на то, что я в Иванове только служу первый год, а в прошлые годы выходили боковыми дверями.

Я объяснил Д. Маркову, что для соблюдения порядка при освящении и раздаче воды не имеет значения, какими дверями выйдет крестный ход с духовенством. Место, где стоят кадки с водой, должно быть загорожено садовыми скамейками и при приближении духовенства следует одну скамейку отодвинуть, чтобы пропустить крестный ход, духовенство и певчих, а после этого, сразу же скамейкой загородить вход.

Д. Марков, не желая слушать меня и настаивая на своем, во всеуслышание заявил, что народ опрокинет кадки с водой и что он снимает с себя ответственность за порядок. Будучи в разъяренном состоянии из-за того, что Архиерей ему не подчиняется, он крикнул среди народа: "Плевать мне на все духовенство".

Желая мне отомстить за «неповиновение» ему и чтобы доказать свою правоту, Д. Марков умышленно уклонился от наведения порядка у кадок с водой и этим способствовал тому, что народ подошел очень близко к самым кадкам. Далее, чтобы совершенно дезорганизовать освящение воды, он увел от кадок тех мужчин, которые были приглашены для наведения порядка, оставив одного помстаросты В.М. Сахарова, и сам ушел в сторону. Поэтому не было кому закрыть вход к кадкам, когда закончилось освящение воды и некому было поддерживать порядок, так как один В. Сахаров не мог справиться и из-за этого, естественно, произошла у кадок во время раздачи воды давка.

К тому же Д. Марков не подготовился своевременно к празднику, в результате чего одна из кадок лопнула при наполнении ее водой. У двух кадок, которые были наполнены водой, краны оказались испорчены. Из 24 кранов были исправлены только 12. Об этом Д. Марков знал раньше, но не принял своевременно мер к исправлению кранов. А своего заместителя В. Сахарова он так обезличил, что тот боится без приказа Д. Маркова что-либо делать во избежание неприятностей и увольнения, которым он ему грозит.    Из-за сильного мороза металлические краны замерзли и вода перестала течь. Д. Марков не позаботился о том, чтобы краны разогреть паяльной лампой перед освящением воды, как делалось в прошлые годы.

Он также не позаботился, чтобы разбить лед, образовавшийся в кадках сверху, из-за чего я, погружая крест в воду, поранил себе руки до крови.

В это время, когда у кадок с водой, из-за отсутствия специальных людей для поддержания порядка и раздачи св. воды, а также из-за малого количества действующих кранов происходили шум и давка и люди были вынуждены брать воду не из кранов (которые замерзли), а через верх, Д. Марков, бегая в народе, злорадно кричал: "Вот что ваш Владыка наделал".

На другой день, то есть в самый праздник Крещения Господня, Д. Марков в собор не явился и это дало возможность замстаросты В. М. Сахарову правильно организовать охрану порядка, раздачу воды и поэтому, несмотря на большое скопление народа, беспорядка не было.

Из этого видно, что сущность дела заключалась не в том, какой дверью вышел из храма Архиерей с крестным ходом, а в том, что Д. Марков неправомерно считая себя единоличным, бесконтрольным и всевластным "хозяином" кафедрального собора, ослепленный гордостью и гневом, устроил в алтаре скандал во время служения Божественной Литургии, вступив в неприличные пререкания со мной, умышленно создал беспорядок при раздаче св. воды, оскорблял меня и духовенство перед верующими, показав этим, что он не признает церковной иерархии.   У меня имеются сведения, что однажды он прямо и откровенно заявил: "Я не подчиняюсь архиерею".

Мне известно, что Д. Марков хочет меня "запугать" и грозит, что не будет вносить взносов от собора на содержание Патриархии и Епархии. Это меня нисколько не удивляет и не пугает, Д. Марков может поступать, как ему заблагорассудится. Епархиальное Управление не нуждается в милостыне и подачках Маркова».

Архиепископу Феодосию в этот раз удалось выйти победителем в столкновении со старостой собора. Церковный совет был переизбран, новым старостой стал бывший водитель епархиального управления и собора Александр Вереникин, что, как позже стало понятно, никак не улучшило управляемость этого органа со стороны архиерея.

Конфликтовал архиепископ Феодосий и со старостами других приходов. В отчете в патриархию за 1970 год он писал: «Самоуправно, дерзко и грубо ведет себя староста церкви пос. Старая Вичуга А.Н. Морева, как в отношении прихожан, так и в отношении духовенства и даже архиерея. Маленький, но материально хорошо обеспеченный храм из-за ее нерадивого отношения содержится в грязном и запущенном состоянии. Священнослужителей она рассматривает как личных наемных работников. Она без уважительных причин и только по своему произволу добилась уменьшения жалованья на 50 рублей новорукоположенному диакону М. Оросу, высказываясь о нем пренебрежительно: "У нас не было диакона, и это не диакон". Не получая зарплаты, чтобы не лишиться пенсии, она занималась перепродажей несгоревших свечей в свою пользу, с прихожанами, духовенством и служащими церкви была невероятно дерзка и груба».

Обстановку в Преображенском кафедральном соборе в 1972 году наглядно характеризует письмо, написанное архиепископом Феодосием церковному совету и настоятелю собора: «29 июля с.г. , присутствуя за богослужением в Кафедральном соборе, я стал свидетелем возмутительного случая, когда Аполлинария Бабаева, записывающая требы, отказалась записать бесплатно отпевание безродной старушки. На мое разъяснение, что во всех случаях, когда верующие не имеют возможности внести установленную цер. советом сумму за какую-либо требу, она должна быть совершена бесплатно, о чем должна быть сделана оговорка в квитанции, – А. Бабаева реагировала не как церковный работник, а как работник торговли, ссылаясь на то, что если она выпишет бесплатную квитанцию, то бухгалтер сделает на нее начет и с нее взыщут недостающую сумму.

Несмотря на то, что я обещал ей возместить недостачу, если церсовет не признает этой требы как бесплатной и несмотря на то, что помстаросты Т.П. Левин разрешил ей выписать квитанцию с оговоркой, что отпевание бесплатное, А. Бабаева категорически отказалась это сделать и нашла выход из создавшегося положения в том, что демонстративно собрала среди служащих канцелярии собора 2 руб., выписала квитанцию за деньги и прислала ее в алтарь.

А. Бабаева оправдывается тем, что староста А.А Вереникин запретил выписывать квитанции без денег. В этом нет ничего удивительного, если рассматривать храм не как "дом молитвы", а как торговое предприятие, работающее по "ценнику", который, между прочим, действительно висит на стене кафедрального собора. Ни в одной епархии нет места такому равнодушному подходу к нуждам верующих людей и жестокому бюрократизму, как в Ивановском кафедральном соборе. Везде существует практика бесплатного причащения больных на дому, а также иногда и других треб (например, соборования больных, крещения детей, если крестится вся семья и пр. случаях).

Как мне стало известно, староста А. Вереникин, узнав позже об истории вышеупомянутого "бесплатного" отпевания, выражал свое неудовольствие при народе, обвиняя меня в том, что я будто бы вмешиваюсь в финансовые и бухгалтерские дела собора. Поэтому я считаю своим непременным архипастырским долгом разъяснить церковному совету и другим служащим собора, что запись церковных треб не только финансовый и бухгалтерский вопрос, а в первую очередь вопрос религиозный и богослужебный и поэтому я имею право давать соответствующие разъяснения, независимо от того нравятся ли они А. Вереникину или нет. Это не первый случай, когда А. Вереникин в дерзкой форме открыто подчеркивает свое неуважение и игнорирование Архиерея.

Очень хорошо и ясно высказал антицерковное настроение руководства собора пред. Ревкомиссии А. Аксенов, когда он в разговоре с просфорней З. Тимофеевской высказал "рационализаторское предложение", чтобы для экономии дров и зарплаты, вместо выпечки просфор покупать в магазине булки. На возражение З. Тимофеевской, что просфоры нельзя заменить булками и что на это нужно иметь благословение Владыки Феодосия, А. Аксенов заявил: "Это для вас он Владыка, а для меня ничто…" Этой ясной и краткой формулой, как видно, руководствуются в своей деятельности и другие руководящие работники кафедрального собора.

При сем прилагается 2 руб. для передачи их сотрудникам собора, внесшим деньги за отпевание».

Много лет спустя, уже архиепископ Амвросий так вспоминал время своего служения соборным настоятелем при архиепископе Феодосии: «При нём много было волнений. Это был своеобразный человек. Он не считался с обстановкой, стремился быть во главе всего, хотел, чтобы церковные советы ему подчинялись, а в то время это было недостижимо. Его невзлюбили. Вся его борьба с церковными советами была непродуманная и достаточно пустая, потому что он не оценил обстановки и только разволновал народ. Да так раскачал он народ, что не молитва была в соборе, а одно озлобление. Вечером, после всенощного бдения, собирались группы: "Кто против? Кто за?" Кричали так громко, будто в ограде пожар. Больно было смотреть на эту картину. Но что я мог сказать? Ведь он был архиереем, хотя и вёл себя слишком опрометчиво. Настоятельство при нём было мученичество сплошное. Владыка Феодосий невзлюбил церковный совет и регента, а мне приходилось и с ним и с ними общаться. Быть между несколькими огнями очень сложно».

Однако, архиепископ Феодосий не удовлетворил прошений архимандрита Амвросия о переводе его на сельский приход, и ему пришлось очень много тяжёлых дней и бессонных ночей пережить за те пять лет, пока этот архиерей был на ивановской кафедре.

 

«Верующие»

В своей борьбе против церковного совета кафедрального собора архиепископ Феодосий решил опереться на существовавшую там достаточно большую группу полусумасшедших людей, которые с радостью откликнулись, так как это давало им возможность принимать активное участие в событиях соборной жизни, а некоторые из них, более хитрые, думали, что через это они смогут и заменить некоторых из членов церковного совета, чтобы самим бесконтрольно пользоваться теми материальными благами, которые давало это, казалось бы, незавидное в советском государстве положение.

Патриарху Пимену и в Совет по делам религий при СМ СССР от них пошли письма примерно такого содержания: «В нашей Святой Церкви развелось такое блудство среди работников хозяйственного аппарата, что даже нет никаких сил больше терпеть это безобразие. Староста церкви Вереникин А.А., шофер по профессии, человек неверующий, очень грубый с прихожанами и духовенством. Имеет жену и шесть человек детей, прелюбодействует с кладовщицей храма Воробьевой Л., у которой есть муж и четверо детей. Регент храма Левчук Б. П. Окончил духовную семинарию и академию, со своей супругой не живет, а как Вереникин А.А. прелюбодействует с певчими из своего хора и с женой отца Николая Чернявского, у которого тоже двое детей.

Не лучше и другие члены хозяйственного аппарата. Продавец Ильинская К. С. это такая личность, что страшно описывать. Ильинская некогда имея на руках троих детей, сдала их в детдом и сама нанялась в домработницы к отцу Александру Ильинскому (ныне покойный). Она разбила семью отца Александра (от него ушли жена и дети) и сама прижила сына. На смертном одре она принудила отца Александра зарегистрировать с ней брак, не расторгнув брака с первой женой. Каким образом ей удалось это сделать неизвестно. И теперь эта Ильинская, величая себя «матушкой» командует в храме.

Под руководством Вереникина А.А. и Ильинской в храме происходит вторичная продажа свечей несожженных в праздничные дни, просфоры выпекаются только из жертвенной муки, всевозможные махинации производят с поминальными записками.

Вереникин А. А. набрал себе в члены двадцатки таких людей, которые всецело его защищали: Марков Д. Е., бывший староста храма, также блудил, пьянствовал, при нем два раза обворовывали церковь.

Исаева М.С. казначей храма бывшая работница торговли, за недостачу была снята с работы. В церкви поправила свои материальные дела, имеет два дома и автомашину "Москвич".

Аксенов А.Н. – бывший милиционер, был осужден и отбывал тюремное заключение, сейчас в храме занимает должность председателя ревизионной комиссии.

Кормилин А.П. бывший работник храма, собирал деньги на блюдечко и крал их, а потом пропивал в ресторанах города.

Остальные члены двадцатки во внимание не берутся старостой Вереникиным. И фактически все вопросы, касающиеся жизни церкви решаются в горисполкоме. Староста церкви назначается, а не выбирается верующими людьми, ставится такой староста, какой нравится уполномоченным».

В отношении настоятеля собора эта группа «верующих» считала, что он заодно с членами церковного совета, поэтому на него с их стороны тоже были постоянные нападения. Но его им было фактически не в чем обвинить, кроме того, что он не может «поставить на место» членов церковного совета – так настоятель имел на это ещё меньше полномочий, чем управляющий епархией. Поэтому писали всякую глупость. Например, что священник, который из-за нахождения в постоянном стрессе в сорок лет поседел, красит волосы, чтобы «казаться солиднее».

Затем их нападения стали более явными. Однажды в собор пришла женщина, которая призналась в том, что две прихожанки предлагали ей сто рублей за то, чтобы она во время службы, когда будет много народа, подошла со своим годовалым ребёнком к отцу Амвросию, положила его ему под ноги и сказала: «Забирай своего ребёнка!» Но она, хотя и была неверующей, и у неё были на тот момент серьёзные материальные трудности, в последний момент испугалась: видимо, почувствовала что-то, чего не чувствовали «верующие». И не просто не сделала, но и рассказала о том, что ей предлагалось совершить. «Верующие» же, увидев, что и это не сработало, однажды, когда настоятель давал крест прихожанам после Литургии, стащили его с амвона за волосы, и попытались побить. Их быстро оттеснили, но с тех пор отец Амвросий стал коротко постригаться.

Кроме настоятельства он в полной мере нёс служение в череде наравне с другими священниками. Отцу Николаю Винокурову он жаловался наедине: «Я устал и физически и морально. Не мне с моим характером быть на этом месте. Здесь нужен человек с большими административными способностями, я же таких не имею. Я никогда не стремился на настоятельское место, но в своё время уступил увещаниям владыки Поликарпа и принял указ ради монашеского послушания. Сейчас много молодого и деятельного духовенства, которые могли бы меня сменить. Почему владыка Феодосий не удовлетворяет моих прошений о переводе на один из сельских приходов, например в Петровское, Маршово, Кузнецово?»

А священник Николай грустно смотрел на своего старшего друга своим глубоким пронизывающим взглядом и тихо говорил мягким голосом: «Отец Амвросий, потерпите немного ещё. У нас у каждого в жизни есть свой период испытаний, когда кажется, что нет сил. Просто у всех он выпадает на разное время. У меня таким периодом была служба в королевских колониальных войсках (так он в шутку называл стройбат), у вас это время соборного настоятельства. А вспомните отца Леонтия – что наши испытания по сравнению с его испытаниями? Ночь темнее всего перед рассветом, Бог не даёт нам больших тягот, чем мы можем понести. И это пройдет – перечитайте Экклесиаста».

Архимандрит немного успокаивался, но ему с каждым днём становилось всё сложнее в этих условиях сохранять внешние спокойствие и невозмутимость. Но, как бы ему это не было сложно, он сумел их сохранить во все эти трудные для него годы. Те, кто приходили к нему на исповедь или за духовным советом, не видели и тени нервозности и напряжения – он так с ними говорил, что все они считали, что именно их проблемы – самое важное, что занимает этого священника.

 

Кончина патриарха Алексия I

17 апреля 1970 года скончался патриарх Алексий I (Симанский Сергей Владимирович).   Это был уже девяностодвухлетний старец. Он происходил из дворянского рода. Ещё в девятнадцатом веке успел окончить юридический факультет Московского университета, отслужить год в гренадёрском полку, выйдя в отставку в чине прапорщика. Осенью 1900 года поступил в Московскую духовную академию. 9 февраля 1902 года был пострижен в монашество с именем Алексий, 17 марта того же года был рукоположен в сан иеродиакона, в следующем 1903 году – в сан иеромонаха. В 1904 году окончил Московскую духовную академию, был назначен инспектором Псковской духовной семинарии. В 1906 году возведён в сан архимандрита. Был ректором Тульской, затем Новгородской семинарий.

В 1913 году состоялась его хиротония в епископа Тихвинского, викария Новгородской епархии. В 1921 году был назначен первым викарием Ленинградской епархией. В 1922 году по обвинению в «контрреволюционной деятельности», осужден и выслан на 3 года в Казахстан.

По возвращении в 1926 году был назначен управляющим Новгородской епархией с возведением в сан архиепископра. В этот период стал членом созданного митрополитом Сергием (Страгородским) временного патриаршего синода и стал его ближайшим помощником, участвовал в составлении «Декларации» 1927 года, после издания которой значительная часть православного духовенства в России и особенно в эмигрантской среде перестала признавать митрополита Сергия в качестве исполняющего обязанности патриаршего местоблюстителя и отказалась поминать его имя во время богослужений. В «Декларации» в частности говорилось: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи. ˂…˃ Только кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь со всей Ее организацией, может существовать в государстве спокойно, закрывшись от власти. Теперь, когда наша Патриархия, исполняя волю почившего Патриарха, решительно и бесповоротно становится на путь лояльности, людям указанного настроения придется или переломить себя и, оставив свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры; или, если переломить себя они сразу не смогут, по крайней мере, не мешать нам, устранившись временно от дела. Мы уверены, что они опять и очень скоро возвратятся работать с нами, убедившись, что изменилось лишь отношение к власти, а вера и православно-христианская жизнь остаются незыблемы».

В 1932 году архиепископ Алексий был возведён в сан митрополита, в октябре 1933 года стал управляющим Ленинградской епархией с сохранением за ним управления Новгородской. Всё время блокады Ленинграда был вместе со своей паствой, постоянно служил, посланиями, проповедями, организацией сбора средств   на оборону, на помощь раненым и сиротам, участвуя в обороне города. После войны был награждён медалью «За оборону Ленинграда».

Дважды встречался с И. В. Сталиным. Первая встреча состоялась 4 сентября 1943 года. На ней митрополиты Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич) сопровождали патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). По результатам этой встречи И. В. Сталин согласился на созыв архиерейского собора и проведение выборов патриарха. Священники начали возвращаться к служению из мест лишения свободы и рядов действующей армии, со светской работы, на которой некоторые работали уже не одно десятилетие. Началось открытие храмов, было дано разрешение на открытие духовных учебных заведений и выпуск «Журнала Московской патриархии». 8 сентября 1943 года митрополит Сергий был избран патриархом. Созданный в октябре 1943 года Совет по делам Русской православной церкви при СНК СССР был призван осуществлять связь между правительством СССР и патриархом, контролировать деятельность местных епархий, информировать правительство о нуждах Церкви, готовить проекты государственных законодательных актов по церковным делам.

Вторая встреча с И. В. Сталиным состоялась после того, как ставший после кончины в мае 1944 года патриарха Сергия местоблюстителем патриаршего престола митрополит Алексий 2 февраля 1945 г. поместным собором Русской православной церкви избран патриархом Московским и всея Руси. Встреча состоялась 10 апреля 1945 года, патриарха сопровождали митрополит Крутицкий Николай и протопресвитер Николай Колчицкий. По её итогам советским государством было признано «Положение об управлении Русской Православной Церковью», принятое в 1945 году и восстановившее иерархический принцип внутрицерковного управления. Как положительное явление можно оценить даже создание в 1943 году Совета по делам РПЦ при СНК СССР. Впервые в Советском Союзе появился правительственный орган, через который стали возможны более-менее полноценные государственно-церковные отношения, в том числе и на правительственном уровне. Впервые в СССР начинается и процесс не закрытия, а возвращения верующим ранее закрытых храмов. Однако темпы открытия церквей не соответствовали потребностям православного населения, даже в период наиболее благоприятного отношения к Церкви со стороны советского правительства. Советское государство и идейно и законодательно продолжало базироваться на активной атеистической идеологии, что создавало благоприятные условия для новых гонений на Церковь.

Патриотическая деятельность Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны, желание хорошо выглядеть перед союзниками, а в послевоенное время – желание использовать церковный потенциал в международной политике – все эти меркантильные и сиюминутные задачи, которые решало советское правительство, не могли стать фундаментом для подлинного церковного возрождения в России. Перед Церковью, инфраструктура которой была разрушена десятилетиями гонений, ставилась непосильная задача – стать центром мирового православия и противовесом Ватикану. Естественно, что она была невыполнима, и государство в основном потеряло интерес к Церкви, как инструменту в мировой политике.

Положение Церкви в самой России в центре и на местах было неоднозначным. Если патриарх Алексий I четыре раза награждался орденами Трудового Красного Знамени – в 1946, 1952, 1962, 1967 годах, руководство патриархии после 1943 года приглашалось на официальные приемы, имело возможность общения с представителями руководства государства, его представители постоянно выезжали в зарубежные поездки, то на местах, даже управляющие епархиями находились в униженном положении. Они поначалу не имели необходимых зданий, транспорта, выезд на приход был для них проблемой не из-за запрещения властей, а чисто организационно.

На время патриаршества патриарха Алексия I пришлись и хрущёвские гонения на Церковь; ему вновь пришлось стать свидетелем закрытия епархий, храмов и семинарий.

В середине 1960-х годов изменился состав епископата: сократилось число архиереев, родившихся в XIX веке и рукоположенных в этот сан в довоенные и военные годы. На смену им пришли архиереи, родившиеся в ХХ столетии и рукоположенные в послевоенные годы. Ко времени кончины патриарха Алексия I наиболее влиятельными архиереями Русской православной церкви были митрополит Никодим (Ротов) и митрополит Пимен (Извеков), который после кончины патриарха стал местоблюстителем патриаршего престола.

Нового патриарха должен был выбрать поместный собор. Однако в год столетия со дня рождения В. И. Ленина власти не разрешили его проводить, он прошёл с 30 мая по 2 июня 1971 года в Троице-Сергиевой лавре. Ивановскую епархию на нем представили архиепископ Феодосий, архимандрит Амвросий (Щуров) и староста второго кафедрального собора епархии – Троицкого в г. Кинешме.

 

Поместный собор 1971 года

Поместный собор Русской православной церкви 1971 года, на котором был избран патриарх Пимен, вошёл в историю Православия и как собор, отменивший «клятвы на старые обряды и на придерживающихся их». Русский раскол XVII века стал одной из наиболее трагических страниц в истории не только российского, но и мирового Православия. Патриарх Никон проводил унификацию русских богослужебных книг и обрядов, приводя их в соответствие с современными этому периоду греческими текстами. В основу реформы был положен ошибочный взгляд, что в   русской церковной жизни имеются грубые ошибки, «растлевающие веру». Реформы проводились без разъяснительной работы, сопровождались жестокими репрессиями в отношении тех, кто отказывался их принять, что создавало всё большее разделение с ними.

При этом, как отмечал профессор А. А. Дмитриевский, «книжная справа при патриархе Никоне, да и во всё последующее время при его преемниках велась на Московском печатном дворе не по старым харатейным греческим и славянским церковно-богослужебным рукописям, а по печатным греческим книгам венецианской типографии и славянским (сербским) венецианской и южнорусских типографий. ˂…˃ Факт несомненный, что наша церковно-богослужебная практика, наши церковные чины, содержавшиеся в наших печатных при предшественниках патриарха Никона богослужебных книгах и заимствованные из наших славянорусских, а иногда и южнославянских рукописных книг, переведённых с греческих рукописных книг, весьма значительно разнились в XVII столетии от тех же чинов Православного востока. Но разности эти ˂…˃ вовсе не были таковы, за исключением, конечно, погрешностей, происшедших от небрежности переписчиков и недосмотров справщиков и корректоров, чтобы они требовали немедленного и настойчивого удаления и исправления в смысле уподобления до полного тожества одной практики другой. ˂…˃ Основной текст для новоисправленного Служебника 1655 года в большей части чинов его взят был из Стрятинского служебника 1604 года Львовского епископа Гедеона Балабана. Имелись в виду и давали иногда содержание в некоторых случаях нашему Московскому служебнику и служебники, изданные в Киеве архимандритами Киево-Печерской лавры Елисеем Плетенецким в 1620 году и Петром Могилой в 1629 году. Текст этих южнорусских служебников был выправлен нашими справщиками по Греческому евхологию венецианского издания 1602 года, но исправление это было сделано довольно свободно». Старообрядческие деятели (Никита Добрынин, инок Сергий) также укоряли Никона за то, что он исправлял книги по юго-западнорусским образцам – «с лядских требников Петра пана Могилы», «с польских служебников», то есть по текстам, созданным людьми, находившимся в существенной зависимости от католичества.

В своем докладе на Поместном соборе 1971 года митрополит Никодим (Ротов) в частности сказал: «Большой Московский Собор 1667 года предал старообрядцев проклятию и анафеме, исходя из неправильных воззрений на старые русские церковные обряды, как еретические… Возложенную Собором 1667 года клятву и анафему на старообрядцев, которых из-за их приверженности к старым церковным обрядам сочли за еретиков, надо признать, как и клятву Московского Собора 1656 года, неосновательной… Но, к сожалению, Собор 1667 года исходил из неправильных воззрений на старые церковные обряды, как еретические. И возложенная Собором анафема стала роковой: окончательное разделение Русской Православной Церкви совершилось».

Собором были приняты решения: «1. Утвердить постановление Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 года о признании старых русских обрядов спасительными, как и новые обряды, и равночестными им. 2. Утвердить постановление Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 года об отвержении и вменении, яко не бывших, порицательных выражений, относящихся к старым обрядам и, в особенности, к двухперстию, где бы они ни встречались и кем бы они ни изрекались. 3. Утвердить постановление Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 года об упразднении клятв Московского Собора 1656 года и Большого Московского Собора 1667 года, наложенных ими на старые русские обряды и на придерживающихся их православно верующих христиан, и считать эти клятвы, яко не бывшие».

Архимандрит Амвросий, как один из делегатов Поместного собора, осознавал, что присутствует при историческом событии, имеющем огромное значение для духовной жизни России.

Нужно отметить, что архиепископа Иркутского Вениамина, архиепископа Новосибирского Павла, архиепископа Рижского Леонида, архиепископа Костромского и епископа Михаила Астраханского, которые письменно высказали предсоборной комиссии своё несогласие с постановлениями 1961 года (об отстранении духовенства от управления хозяйственной жизнью приходов) и настаивали на их пересмотре, вызывали в Москву в предсоборную комиссию и строго внушали им не выступать на соборе против этих постановлений, «потому что они вытекают из советского законодательства о культах и оспаривание их будет поэтому рассматриваться, как антисоветский акт».

Что касается процедурной стороны выборов патриарха, то она выглядела так: епископы, голосуя от своего имени и от имени клириков и мирян своих епархий, начиная с младшего по хиротонии Самаркандского епископа Платона (Лобанкова) и кончая заместителем председателя собора митрополитом Ленинградским и Новгородским Никодимом, назвали своим избранником митрополита Крутицкого и Коломенского Пимена. Решение было уже принято, собор должен был его только официально оформить. 3 июня 1971 года в патриаршем Богоявленском соборе Москвы состоялась интронизация нареченного патриарха Пимена.

Для отца Амвросия участие в этом Поместном соборе в качестве одного из его делегатов стало и важным духовным опытом и позволило ощутить свою сопричастность «большой» истории Церкви, писавшейся у него на глазах.

 

Мама

В 1971 году ситуация в Преображенском кафедральном соборе была накалена до предела. Его настоятель – архимандрит Амвросий – старел буквально на глазах. Ему казалось, что он не выдержит и месяца жизни в таком ритме, а этот процесс затянулся, впереди были ещё годы, когда каждый день кажется, что никогда это не закончится… И среди этого были серьёзные события – такие, как например участие в Поместном соборе в конце весны – начале лета 1971.

А 20 октября этого года он получил известие, которое хотя и было им ожидаемо, но всё равно глубоко его ранило. Сначала его сестра Евдокия, а потом другая сестра Екатерина прислали телеграммы: «Умерла мама. Приезжай». Перед глазами мгновенно пролетели те годы, когда они были с мамой вдвоём – в Москве, в Киселёво, как вместе переживали тяготы и потери, как она, не будучи религиозной, поддержала его в жизненном выборе… На глаза седого архимандрита навернулись слёзы. Он тут же взял лист бумаги и начал писать:

«Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Феодосию, архиепископу Ивановскому и Кинешемскому от настоятеля Преображенского кафедрального собора г. Иваново архимандрита Амвросия Прошение. Ваше Высокопреосвященство, Высокопреосвященнейший Владыко, прошу Вашего архипастырского благословения на поездку в Кашин для погребения моей родительницы – мамы. 19-го октября с.г. в 16 часов она мирно отошла ко Господу. Смиренный послушник Вашего Высокопреосвященства архим. Амвросий. 20 октября 1971 года».

Александра Устиновна прожила долгую жизнь – она родилась в 1890 году. Но мама остаётся для сына мамой, даже когда ему 51 год. Похороны, прощание, воспоминания – всё это далось отцу Амвросию очень сложно. После этого он сблизился со своей сестрой Екатериной, которая с мужем жила в Кимрах, стал её навещать, иногда брал с собой в эти поездки священника Николая Винокурова. А когда, спустя годы, она овдовела, то переехала жить к нему в Иваново.

…А 16 октября 1973 года управляющим Ивановским и Кинешемским был назначен архиепископ Иов (Кресович). В жизни архимандрита Амвросия начинался совершенно новый период.

А архиепископ Феодосий был переведен в Уфимскую епархию. Там у него возник серьёзный конфликт с уполномоченным. Завершилось это тем, что по слухам, по дороге на богослужение его вытащили из машины и избили до бессознательного состояния. Через несколько дней – 3 мая 1975 года в Великую субботу, он умер, как отмечалось в официальном некрологе, «после тяжёлой непродолжительной болезни».

---