До Сочельника еще полтора месяца, а сердцу будто кто-то нашёптывает о зимних днях: только вчера в Москве выпал второй снег, и настроение сделалось чуть более размеренным, тихим.
Задумаешься не раз, глядя в осеребрённый мир, что ты, зачем и где, что любишь и чего не можешь терпеть, и в чём твой подвиг, и в чём крест, облегчал себе тяготы или выдерживал до конца…
Это действительно московский рассказ, и ещё он святочный. Пересказывать его – только портить. Светлана Рыбакова не из тех, что выдумывают несусветицу. Спокойствие её слога, свет, струящийся из фразы – лучшее преддверие зимы. О чём он, будто бы говорит его название, но лучше всего оставить спешку и суматошные мысли, а слово за слово прочесть эти абзацы и ощутить… облегчение от многих призрачных мук.
Исход осени.
Приход зимы
Сергей Арутюнов
Посвящается светлой памяти Леля Павловича
и Нелли Константиновны Кузнецовых
Нелли Константиновна внимательно рассматривала свое отражение в зеркале. Слегка повела левым плечом, затем правым, и повернулась лицом в профиль, захотелось и так на себя полюбоваться: новая английская шляпка смотрелась превосходно и очень шла к каракулевой шубе с шарфом цвета беж.
Настроение было самое радужное: только что отплясало и отпело новогоднее представление. Фонд провёл его на подъёме, и в напряжении всех душевных сил. У огромной, разукрашенной разноцветными гирляндами и сияющей огнями ёлки собрались маленькие сиротки, а вместе с ними, как сейчас принято говорить, и особенные дети. Под весёлую музыку они исполняли друг для друга песни, читали новогодние стихи, разгадывали шарады, довольная ребятня водила вокруг ёлки хороводы, а кого-то кружили вместе со всеми на инвалидных колясках. Взрослые тоже радовались, и были по-настоящему счастливы, что смогли устроить чудесный, звенящий и щебечущий детский праздник.
За окном медленно падал сине-белый снег: был вечер Сочельника.
«Пора домой – на заслуженный отдых», – решила Нелли Константиновна, погасила свет и закрыла на ключ дверь своего кабинета.
Казалось, по вечерам в залах старинного особняка, где обитал Детский фонд, оживают причудливые силуэты минувшего – так утонченно воссоздали в нём девятнадцатое столетие. Хотя основание этого здания уходило корнями в век шестнадцатый. Правда, с тех времён сохранились только мощные белокаменные подклети, и, видимо, лишь на таком фундаменте оно и смогло устоять. Одна из реставраторов обмолвилась, что это «не дом, а история архитектуры!»
Нелли Константиновна прошла в Итальянскую гостиную и невольно залюбовалась игрою света и тени, исходивших от блеска огромного диска луны и неяркого мерцания старинного фонаря, что висел над парадным подъездом. В этом полутёмном пространстве по мрамору точёных колонн струился лунный каскад, а на белом, безмолвном рояле тускло отразились звездные письмена.
Нелли Константиновна неожиданно подумала, глядя на сияющую луну: «В этом окне кто-то любовался ею сто лет назад, и дальше она продолжит светить, а моя жизнь промелькнет в одно мгновение. Вопрос бытия человека только один: что останется после нас в земном мире».
Пройдя в мемориальный кабинет поэта Федора Тютчева, семья которого владела этим домом много лет назад, она с любовью посмотрела на детский портрет русского гения. Непроизвольно вспомнились строки: «И ты с веселостью беспечной / Счастливый провожала день; / И сладко жизни быстротечной / Над нами пролетала тень».
Оглядев, все ли здесь в порядке, она тихо прикрыла за собой тяжелую дверь.
«А жизнь моя прошла не зря: какую красоту возродили на радость всем, – вновь подумалось Нелли Константиновне, когда она спускалась по витой каменной лестнице, помнящей ещё допожарную Москву. – Послезавтра Рождество, и будут Святки! Всё к лучшему в этом лучшем из миров!» – в этот миг от радости ей захотелось вдруг запеть в полный голос.
В каменном холле взгляд нашей героини упал на портрет святителя Филарета Московского, что появился здесь накануне новогодних торжеств. Когда Нелли Константиновна в антикварной лавке между нагромождения старинных вещей его увидела, то поняла: сердце сердцу знак подаёт.
Святитель с этого портрета внимательно, по-доброму смотрел на неё, прямо в глаза или, точнее сказать, во встрепенувшуюся душу Нелли Константиновны. Митрополит был одет в бархатную ризу темно-лазурного цвета, на её мягких складках особо выделялась позолоченная Панагия, еще много высших наград, среди которых сразу узнался орден Андрея Первозванного на голубой ленте, остальные знаки благодарности за верное служение Церкви и Отечеству она не различила. Владыка сидел в большом кресле, опираясь правой рукою на стол, где стояла чернильница с писчим пером, живо напомнившим о том, что мы читаем Священное Писание, переведенноё им на русский язык, или о переписке в стихах с Пушкиным, который внимал лире Филарета «в священном трепете». В левой руке святой держал книгу, наверное, Библию, а на запястье виднелись белые четки.
Нелли Константиновна сразу решила, что портрет святого нужно преподнести в дар их уникальному дому. Услышав от продавца цену - пять тысяч (сумма по тем временам была не маленькая, но для них с Лелем Павловичем подъёмная), - попросила отложить его до следующего дня.
Все, кто соприкасался со Святителем Филаретом, начинал уже здесь, на земле, восхождение в мир Небесный.
Этого подвижника благочестия любила и ценила старинная Москва – более того, вся страна, начиная от царского двора и кончая последним нищим. Он был Предстоятелем Церкви, духовно наставлявшим русских императоров, и еще человеком, перед которым благоговела просвещенная Европа, любил простой русский народ, и страшились индивиды мятежной разночинной интеллигенции, разрушавшие устои и традиции уникального русского государства. Святитель был и пророком: в момент своей смерти на вопрос, открыто ли ему Свыше видение, ответил: «Вижу тучу с Запада, идущую на Россию». Как думается, именно она однажды накрыла своим мраком Российскую империю и до сего дня продолжает нести в наш мир хаос. Но сила Божьего Света неодолима тьмой, а Россия – это дом Пресвятой Богородицы, и поэтому будет стоять до самого конца земных времен.
В судьбе Тютчевского «родового гнезда» тонкими духовными нитями переплелись мир Горний и дольний, древняя история Москвы, имена русских литераторов и житие славного Церковного иерарха, ставшего угодником Божиим.
В начале девятнадцатого века в гостеприимной усадьбе Тютчевых, бывало, жило одновременно до ста человек: прислуга, родственники, гости со своей дворней... Здесь Федя Тютчев баловнем семьи, в обстановке любви провел свое детство и юность. Здесь он написал свои первые лирические стихотворения. В этом особняке иногда, наездами в Москву, бывал Василий Жуковский и постоянно собирались писатели и поэты Карамзин, Чаадаев, Гоголь, Лермонтов, Баратынский.
После литературного периода, в середине столетия, святитель Филарет благословил мецената Дмитрия Горихвостова основать в этом особняке, купленном у столбовых дворян Тютчевых, богадельню: «Нищие и бескровные введи в дом твой».
Митрополит Московский был искренне сострадателен к бедным. Сохранилась даже легенда, об одном поэтическом прошении к нему. Однажды некая старушка захотела получить от Владыки вспоможение и решила сообщить об этом письменно. Не зная грамоты, она обратилась к первому попавшемуся на улице студенту. Тот согласился, даже бумагу купил, а прошение изложил в стихотворной форме, закончив так: «Архиерей, мой архиерей, Давай денег поскорей».
Прочитав просьбу, митрополит, рассмеявшись, спросил:
- Кто тебе это писал?
- Какой-то ученый. Я его на улице встретила.
- По всему видно, что ученый, - ответил митрополит, - и прочел, что там было написано.
Старуха ужаснулась, а Святитель успокоил её и дал пособие с уговором, чтобы впредь приходила без всяких бумаг.
Получив благословение, Горихвостов взялся за устройства приюта. Вскоре москвичи узнали об открытии на Маросейке богоугодного заведения, быстро ставшего одним из лучших в древней столице. В первый день после Покрова Филарет Московский освятил здесь храм великомученика Димитрия Солунского, небесного патрона основателя Божьего дома. За свою долгую трудовую жизнь эта богадельня утешала и согревала тех, кого некому было пожалеть: старых, немощных, одиноких.
Неудержимое время летело вперед, и в следующем веке, после октябрьского переворота, наступили другие времена и, как говорится, иные песни. Знаменитая богадельня сделалась действующим лицом романа о двенадцати стульях, на страницах которого живо описали установившиеся там новые порядки. Вскоре её и вовсе закрыли. В те годы Анна Ахматова однажды сказала: «Прежние богатые отличались от теперешних тем, что знали, что должны помогать бедным, а эти не знают». Со временем дом милосердия превратился в коммунальный улей.
Когда в конце двадцатого столетия жильцов расселили и в особняке обосновался Детский фонд, уже ничего не напоминало об уникальной истории старинного дома. Тем не менее, она упорно проступала сквозь туман забвения и стала собираться по крупицам, как в чудесной мозаике. Детский фонд начал свою жизнь в Богородицын Покров, когда почти полтора столетия назад был освящен богадельный храм. Никто ничего не подгадывал, в тот момент основатели Фонда пока еще не слышали ни о родовом гнезде Тютчева, ни о горихвостовской богадельне и мало что знали о святителе Филарете Московском. В это время они даже не все прошли через святые воды крещенской купели.
Однако Нелли Константиновна, работая в Детском фонде, ставшем помощником и покровителем малых мира сего, со временем почувствовала, что её соработники встретились вместе по молитвам Богородицы и святителя Филарета, дабы свеча доброделания продолжала гореть в этом месте. Самоотверженно, вслед за своим неутомимым руководителем Альбертом Анатольевичем, труженики фонда устремлялись помогать бедствующим: собирали средства детям Чернобыля и пострадавшим от катастрофического землетрясения в Армении, кормили голодных детишек в лихие девяностые, лечили ребят, получивших ранения в Чеченскую войну, а затем в Осетии, поддерживали школьников Беслана. Особо заботясь о сиротках, Фонд предложил создавать семейные детские дома и удачно воплотил эту идею в жизнь. Однако в то же время не забывал и особо больных ребятишек, постоянно учреждая для них различные программы помощи.
Мало того, нежданно-негаданно Нелли Константиновну увлекли творческие труды по возрождению родных пенатов поэта Тютчева, и она подвижнически отдала на это делание всю свою жизнь.
С годами все больше убеждаясь, что именно молитвами Филарета Московского их Фонд довольно ровно идет вперед по бурным волнам моря житейского, никогда она не забывала Храм Христа Спасителя, где покоились чудотворные мощи Святителя, и ходила к нему помолиться или просила вразумления: как лучше поступить.
Супруг нашей героини, Лель Павлович, непременно поддерживал творческие порывы жены и, разумеется, не возражал, чтобы она приобрела портрет Святителя Филарета для Тютчевского дома.
- Нелюша, голубушка, ведь это прекрасно, что святой Филарет символично в своём изображении придет к вам. Ты его самая искренняя почитательница, – отозвался Лель Павлович на её просьбу. – Получится скромный, сердечный дар русской культуре от двух старых московских интеллигентов.
- Лель Палыч, ты чудо, - поблагодарила супруга Нелли Константиновна.
На своего мужа, ученого-индолога, переводчика с хинди и бенгали, она всегда смотрела с благоговением. Многолетнее соприкосновение с восточной культурой особо замечалось в его всегда спокойном и ровном расположении духа и в непринужденном, органичном аскетизме. Зато не отстраненная доброжелательность к окружающим людям и природный оптимизм Леля Павловича был, естественно, от его русского корня. Сейчас в свои немного за девяносто, он уже не преподавал – не позволял возраст, но по-прежнему интересовался вопросами культуры и научными изысканиями.
Всё их долгое семейное счастье прошло под сияющей звездой взаимной любви. Оба они были ленинградцы. Лель Павлович уже преподавал в университете, когда туда поступила юная Неллечка. Студенткам нравился красивый доброжелательный преподаватель. Некоторые проникали на лекции Леля Павловича, дабы послушать живую метафорическую речь, полюбоваться на его лицо с правильным тонкими чертами и посмотреть на прекрасную выправку, выдававшую в нём бывшего военного.
Однако вскоре его пригласили работать в Москву. Пути Нелли и Леля разошлись, казалось, навсегда. Она окончила университет, работа по распределению была интересной, всё шло своим чередом и порядком. Однажды девушка поехала в Москву к подруге, и её пригласили в гости к общим знакомым, куда пришел и Лель Павлович. Когда Нелли так близко увидела их университетскую звезду, то не поверила своим глазам. Из любви и неподдельного интереса ко всем неординарным людям Нелли за столом подсела к своему бывшему преподавателю, и весь вечер они проговорили о злободневных вопросах литературной жизни.
Видимо, Лель Павлович высоко оценил недюжинный ум молодой красивой женщины, непосредственность, общительность, весёлый нрав и спросил позволения проводить домой после гостей. Возвращались они уже поздно, во время этой прогулки увлекательный разговор продолжался. Между прочим, Нелли рассказала, что её детство прошло в квартире Пушкина. Семья их жила на Мойке, рядом с домом гения и славы России. Девочка приходила «в гости» к поэту, подолгу там пребывала. Даже готовила уроки на подоконнике в рабочем кабинете Александра Сергеевича.
Нелли вспомнила из детства забавный случай и рассказала его Лелю Павловичу. Она с подругой Соней любили ходить в Эрмитаж. Однажды девочки договорились остаться в Зимнем дворце на ночь, чтобы рассмотреть его подробнее. Сказав мамам, что они ночуют друг у друга, подружки отправились в музей. Перед самым его закрытием Соня с Нелли спрятались в одном давно облюбованном укромном уголке и притаились. Посетители уже покинули музей, в залах гасили свет, и вдруг откуда-то послышался голос: «Пора выпускать собак». Живо представив, что сейчас сюда прибегут огромные овчарки, девочки, не сговариваясь, с визгом выскочили из укрытия. О том, что случилось дальше, Нелли умолчала. Сказала только, что они больше никогда в жизни не пускались в такие авантюры.
Под конец прогулки Лель Павлович взял у Нелли домашний телефон:
- Если побываю на брегах Невы, мы могли бы увидеться.
Нелли с непонятным волнением выслушала эти простые слова. Через короткое время Лель Павлович позвонил, сказал, что приедет в Ленинград, не против ли она с ним встретиться. Про себя он давно решил, что если Нелли пригласит в гости, то все чаяния сбудутся, но действовать надо молниеносно. На войне ещё понял: везёт тому, кто честен, смел и стремителен. Девушка в ответ любезно предложила прийти на чашку чая с пирогом. В условленный день, Нелли вошла в свою коммунальную квартиру на Мойке и ахнула. Вся она была уставлена вазами с цветами: весёленькие, всех цветов радуги, астрочки-звездочки, стройные задумчивые гладиолусы, кудрявые головки белых хризантем, пышные яркие георгины, - а по коридору ходили обрадованные этим событием соседи. Больше такого в их обшарпанной коммуналке никогда не повторилось. Лель Павлович договорился с мамой и приехал заранее с огромными букетами цветов. В большой, с высокими потолками уютной комнате, также заставленной фрезовыми, белыми, кремовыми и алыми розами самых разных видов, воздух наполнился сладким ароматом. Они втроём сели пить чай. Велась спокойная увлекательная беседа, во время которой Лель Павлович, не выходя из её русла и темы общего разговора, неожиданно проговорил.
- Уважаемая Зоя Александровна, я приехал в Ленинград, чтобы просить руки вашей прекрасной дочери.
Нелли изумилась, хотя и предполагала во всех действиях Леля Павловича некий потаенный смысл, но не ожидала столь быстрого разворота событий. К тому же неожиданный жених был старше её лет на десять, и она молчала, внимательно разглядывая купленные на первую получку в комиссионке шелковые портьеры с китайским орнаментом из райских птичек.
Возникла неопределенная пауза.
- Я не прошу отвечать сразу, - продолжил Лель Павлович, непринужденно улыбаясь, - понимаю, что это предложение надо глубоко осмыслить.
- Мы обдумаем, - ответила мама, - Нелли, помоги мне на кухне, нужно подогреть чай, и мы забыли про пастилу.
Они обе, вежливо поклонившись, удалились.
- Неля, только попробуй отказать, - заговорила, волнуясь, Зоя Александровна, - такое предложение раз в жизни делают.
Нелли опять напряженно молчала, глядя в пол. Девушка привыкла слушаться свою маму, но в этот момент она сильно смутилась и растерялась.
Чаепитие между тем продолжалось, словно ничего и не происходило. Лель Павлович беззаботно рассказывал забавные студенческие истории, иногда перемежая их индийскими притчами. С годами в воспоминаниях у Нелли осталась почему-то только одна.
«Царь Ановширван, которого народ называл Справедливым, однажды отправился в паломничество по стране. На освещённом солнцем склоне горы он увидел сгорбившегося над работой почтенного старого человека.
В сопровождении своих придворных царь подошёл к нему и увидел, что тот сажает маленькие, не больше года, саженцы.
- Что же ты делаешь? - спросил царь.
- Я сажаю ореховые деревья, - ответил старик.
Царь удивился:
- Ведь ты уже в почтенных годах. Зачем тебе саженцы, листву которых ты не увидишь, и в тени не отдохнешь и не вкусишь их плодов?
Старик взглянул на него и ответил:
- Те, кто был до нас, сажали, а мы пожинали плоды. Теперь мы сажаем, чтобы те, кто будет после нас, тоже могли бы пожинать плоды».
Это был первый жизненный урок, данный ей будущим мужем-педагогом.
«Мы сажаем деревья и живём для других – интересная мысль, - подумала она, - что же ему ответить?»
Вечер получился сказочным, всё рассказанное Лелем Павловичем было умно, изящно, без малейшего налета снобизма, глупости и тем более пошлости. Нелли, слушая его полные мягкого юмора афоризмы, все больше желала быть рядом с этим красивым и добрым человеком. Когда девушка пошла провожать своего гостя до двери, вновь любуясь цветами, стоявшими в их длинном коридоре, то, прощаясь на пороге квартиры, не поднимая глаза, тихо сказала:
- Я согласна.
Лель Павлович поцеловал её руку. Они условились о новой встрече, но уже в столице. Так началось для неё московское путешествие длиною в жизнь. Разумеется, на их общей дороге случались и торможения, и преткновения о какие-то взаимные неудовольствия, однако любовь всё преодолевала.
Нелли Константиновна тоже была человеком незаурядным. Вся её бурная деятельность, как уже говорилось, протекала в беззаветном служении русской культуре и помощи страждущим людям. Она, долго не раздумывая, тратила собственные средства и на утешение ближних, в беду попавших, и на Тютчевский дом. Многие, висевшие на его стенах, портреты и изящные рамы для них, подсвечники, салфетки, причудливые безделицы, придающие особый колорит музею, были куплены ею в самых неожиданных местах. Надо ли говорить, что усадьба Гагариных-Тютчевых стала удивительным явлением. Переступавший через её порог словно физически перемещался в спокойную и достойную жизнь позапрошлого столетия, казалось, его часы остановились, а неумолимая река Лета обратилась вспять. Зато, прощаясь с музеем, гость неохотно выходил на его крыльцо, точно покидая машину времени, и с грустью погружался в суетливое уличное мельтешение. Одна художница, попав туда впервые, была поражена: как мог с девятнадцатого века сохраниться дом с такой роскошной обстановкой, и восхищена, узнав, что его воссоздали из руин.
Однажды Нелли Константиновна приехала в Петербург, на кладбище Новодевичьего монастыря, посетить могилу своего любимого Фёдора Тютчева.
У самого входа высился памятник Некрасову. Бронзовый поэт сверху внимательно смотрел на проходящих, и они невольно замедляли шаг и читали высеченное на постаменте памятника напоминание: «Сейте разумное, доброе, вечное…» Между тем, дорожка, выложенная розовой плиткой, вела Нелли Константиновну вперед. О многом рассказывало ей старинное кладбище. Вокруг в непроизвольном беспорядке виднелись семейные часовни-усыпальницы позапрошлого века, скорбные бронзовые ангелы, мраморные саркофаги, гранитные стелы. Однако над царством тихой печали разливался весенний восторженный концерт птичьей Оды радости. Шелестели новорожденные листочки старых лип, вероятно, помнящих кого-то из ушедших в лучший светлый мир. По правую руку осталась могила известного лейб-медика профессора Боткина. Неподалеку должно находиться семейное захоронение Тютчевых. Нелли Константиновна видела его на старинной фотографии. Но сейчас не могла узнать. Ограды не было: «Неужели украли?!» - ахнула она. Памятник зятя, героя Севастополя, контр-адмирала Бирилёва, лежал на боку и врос в землю, а на могильном кресте Фёдора Ивановича вместо иконы скорбно белела пустота.
Было очевидно, что через несколько лет дорогая русскому сердцу могила исчезнет. В этот же день Нелли Константиновна отправилась в «Комитет по охране памятников» и… - там её услышали, а вскоре начались реставрационные работы. Энергичный руководитель Детского Фонда, конечно же, увлекся восстановительным процессом. Благородные труды завершились к 5 декабря 2003 года, дню 200-летия со дня рождения Фёдора Ивановича Тютчева, наказавшего нам – верить в Россию.
Другая удивительная история произошла с воссозданием иконы-медальона «Спаса Вседержителя», установленной супругой Тютчева на его надгробном кресте. Сколько неравнодушных людей откликнулось на просьбу Нелли Константиновны о помощи в этом доброделании! Прекрасный реставратор Пушкинского музея, сотрудники усадьбы Тютчева в Мураново, фотографы, художники Ломоносовского фарфорового завода – невидимые миру искренние служители русской культуры.
Фарфоровый образ, оказался тяжелым, срывался со своего места, и вскоре переместился в Тютчевский дом, а затем, второй, керамический список иконы «Вседержителя», благополучно вернулся на крест поэта, вместо утраченного образа. Перед ним служатся панихиды о рабе Божием Феодоре. Нередко почитатели поэта, приходя на могилу, открывают дверцу ограды и целуют образ Господа.
- Во всем должен быть порядок, красота и гармония, - сказала Нелли Константиновна в завершении этих грандиозных трудов.
Наша героиня неутомимо любила жизнь, и больше всего на свете её интересовали сами люди. Она всей душой ощущала метафизическое всеобщее родство, и человек, видя искреннюю заинтересованность в себе, всегда открывался ей навстречу. Причем это происходило с представителями самых различных слоев общества, начиная от ученых-профессоров, историков и филологов, находивших в ней умного и тонкого собеседника, и заканчивая простым таксистом, приехавшим из солнечного Узбекистана. Однажды она разговорилась с таким человеком о современном бытии и проблемах в их стране. Таксист так поразился сочувствию незнакомой женщины радостям и скорбям своего народа, что наотрез отказался брать с неё деньги за проезд. А Нелли Константиновна потом всем рассказывала: «Какого мудрого собеседника я встретила, когда ехала на работу».
Если человек попадал в фокус её внимания, то Нелли Константиновна начинала заботиться о нём, как о родном: сопереживать, делать небольшие, но значимые для его хорошего настроения подарки, и помогать, особенно если он вдруг оказывался в больнице или в какой другой беде.
Но, пожалуй, самый главный человеческий талант этой мудрой женщины состоял в умении поддержать и возвысить своего ближнего и просто встречного в его собственных глазах. Среди всяческих нелепостей его характера, присущих любому из нас, Нелли Константиновна умела разглядеть золотник, хорошие качества, задатки талантов, или вообще чего-то прекрасного в нём, и делала упор именно на это. У человека сразу распрямлялась спина, он обретал веру в себя и начинал трудиться и жить с более радостным приятием окружающего бытия. Словно она подавала людям крылья для возможности подняться в небо.
Теперь Нелли Константиновна думала о портрете митрополита Филарета Московского, и его счастливом обретении. В багетной мастерской она заказала тонкую легкую раму. Пока там шла работа, живо обсуждался вопрос, где лучше всего поместить картину. Настал день, когда портрет святого угодника Божия торжественно прибыл в их любимый дом. Святитель Филарет, небесный покровитель и хранитель Москвы и москвичей, в художественном своем отображении обрел особое место в большом каменном холле, где встречал и провожал своим добрым взглядом всех посещавших Детский фонд.
Нелли Константиновна, приходя на работу, каждый раз низко кланялась Филарету Московскому, просила молитв о самой себе, тружениках Фонда и обо всёй их замечательной усадьбе. Сейчас, проходя мимо портрета Святителя, Нелли Константиновна поздравила его с грядущим Рождеством и просила благословить их с мужем.
Оказавшись на улице, Нелли Константиновна отправилась на Якиманку, купить в магазине «Азбука вкуса» яства к рождественскому столу, дабы порадовать своего «папашку Леля», как она иногда любовно называла мужа.
В этом декабре в их семью заглянула нечаянная радость: Лель Павлович крестился, и его святым стал Алексий, человек Божий. Случилось это великое в их жизни событие необыкновенно. На вопрос о крещении муж всегда тихо отвечал:
- Я верую во Христа, этого довольно.
- Нужно взять свой Крест, - поясняла Нелли Константиновна.
- Ты полагаешь, я его не несу? – Лель Павлович выразительно посмотрел на свою постель, которую теперь покидал весьма редко, - а выполнение обрядов – это на любителя.
Нелли Константиновна сердцем понимала его неправоту, но спорить не могла, она не разбиралась в тонких богословских вопросах, да и привыкла слушаться своего мужа. Христа она любила всей душой и чувствовала, что это взаимно, так как в трудные моменты всегда приходила необходимая помощь. В доме Тютчева, как и некогда в горихвостовской богадельне, был освящен домовый храм, и она была одним из самых горячих инициаторов этого богоугодного дела. Фонд, совершая дела благотворительности, иногда обращался за советами к святейшему Патриарху Алексию. Нелли Константиновна знала его келейницу, поэтому решила посоветоваться с ней в столь огорчающем её сердце вопросе. Матушка обещала узнать мнение Святейшего об этом тонком деле. Патриарх выслушал, и немного помолчав, ответил:
- Передайте уважаемому Лелю Павловичу, что я благословляю его принять святое крещение. Я – Алексий, и он пусть станет Алексием, в честь Алексия, человека Божия. Он будет его святым покровителем, как и моим в детстве.
Услышав слова Патриарха, торжественно переданные ему супругой, Лель Павлович ответил на них согласием. Он глубоко почитал Святейшего Патриарха и искренне доверял его слову.
После совершившегося Таинства новокрещенный Алексий ощутил необыкновенную легкость в душе и даже в своём немощном уже теле.
- Нэлюша, я словно заново родился, - восторженно рассказывал он супруге.
Обрадованная Нелли Константиновна воскликнула:
- Папашка Лель, а я ведь в крещении Неонилла. Теперь мы с тобой будем Алексей и Неонилла. Здорово заживем!
Нелли Константиновна до сих пор ощущала радость от этого события. Хотелось еще раз его отметить вместе с Рождеством Христовым. Она спешила в магазин, размышляя, что лучше купить.
Луна сияла сегодня по-особенному ярко и, казалось, решила прогуляться вместе с нашей героиней по старым московским улочкам. Однако Нелли Константиновна этого не заметила и зашла в метро.
По дороге она думала о том, как стремительно мчится жизнь. В конце каждого года её всегда настигало изумление, перемешанное с горечью. Как – и уже всё? Ведь, кажется, только недавно встречали Новый год, и вот он пролетел, словно пестрые картинки, мелькнувшие за окном несущегося автомобиля. Мы опять мало что успели сделать и полюбить в году ушедшем.
Супермаркет на Якиманке был большим и хорошим. Выбрав дорогого сыра с дырочками и несколько сортов нежирных колбас, сладостей, свежий, по старой памяти «Киевский» торт (а гусь деревенский уже поджидал дома), Нелли Константиновна отправилась было к кассе платить, но вдруг на её пути встал молодой человек. Он был прилично, даже хорошо одет: в кожаном пальто, красивой фетровой шляпе; и самой привлекательной наружности: обаятельный, с правильными чертами лица. Особо запомнились спокойные голубые глаза, мягко смотревшие на нее из-под высокого умного лба. Незнакомец несколько смущенно попросил Нелли Константиновну уделить ему минуту внимания.
Почтенная дама удивилась его словам, но за последние годы уже привыкнув к людям просящим, внутреннее приготовилась услышать слова типа: простите, что я к вам обращаюсь, но у меня так несчастно сложились обстоятельства, что я вынужден…
- Простите, - немножко волнуясь, заговорил молодой человек, - это, наверное, покажется странным, но увидев вас, мне захотелось сделать подарок.
От неожиданности Нелли Константиновна в первый момент не нашлась, что сказать.
«Вот те раз. У меня чудная английская шляпка, шубка каракулевая, и неужели я выгляжу бедной вдовой?» - внутренне ахнула она, а вслух проговорила с достоинством:
- Если вы думаете, что у меня нет возможности делать себе подарки, то заблуждаетесь. Средств на это вполне достаточно.
- Вы неправильно поняли. Мне так понравилось ваше светлое открытое лицо, и появилось желание сделать приятное такой чудесной женщине. Ведь скоро будет Рождество – добрый красивый праздник.
Нелли Константиновна вдруг вспомнила, что сейчас столько развелось мошенников - держи ухо востро.
«Хоть у него глаза и добренькие, а кто знает, что на уме», - вновь напряженно подумала она и сказала, словно извиняясь.
- Вы, разумеется, хороший человек, однако сейчас такое время, что люди не доверяют друг другу.
- Это печально, - согласился он, - но я не сделаю вам зла. Мне хочется преподнести банковскую карту, на которой лежат пять тысяч рублей. Вы снимете их и сделаете себе рождественский подарок.
- Зачем же так много? - встревожилась Нелли Константиновна. - Нет, никак не могу принять такие дары и траты… И я не умею пользоваться этой картой… И вообще, неизвестно, какие будут последствия.
- Простите, но я ничего плохого не совершаю. Ведь может человек сделать что-то душевное в такой светлый день?
Он смущенно улыбнулся и ещё раз пояснил.
- Я дам вам пин-код, а в банке вам расскажут, как снять деньги, - и успокоительно заверил, - мы сейчас расстанемся и никогда не увидимся. Не обижайте меня, пожалуйста.
Нелли Константиновна сильно смутилась и растерялась от его слов и этой странной просьбы. В конце концов, решила поверить, что у незнакомца нет злого умысла, и не надо огорчать прекрасного человека.
- Благодарю, - ответила она после некоторого молчания, - принимаю ваш подарок и помолюсь Богу. Как вас зовут?
- Владимир, - тихо ответил он.
- Дорогой мой Владимир, дай Бог вам здоровья и хорошую жену.
- Спасибо, - ответил молодой человек, вынул из кармана цветной конвертик, отдал его, раскланялся и быстро удалился.
Выйдя из магазина, Нелли Константиновна растерянно посмотрела на диск луны, празднично блестевший над Москвой. До сих пор она была не вполне уверенна, что правильно поступила, приняв сей дар. Затем отправилась в метро, где её ждало новое происшествие.
Эскалатор был полупустым, и она решила спуститься вниз пешком. Проходя мимо пассажира средних лет, с интересом разглядывавшего людей, ехавших вверх ему навстречу, и бывшего, видимо, немного подшофе, она услышала в свою сторону громкий комплемент.
- Маманя, какая же ты хорошая-то! И шляпя тебе идёт-то!
Нелли Константиновна остановилась и удивленно на него посмотрела. Но так как она любила общение с неординарными людьми, то решила поддержать беседу.
- Да. Шляпка у меня английская, - ответила она кокетливо.
- Заметно, как у королевы Елизаветы-то! У меня тоже маманя в Вологде живёт-то, - задорно сообщил незнакомец.
Потом радостно улыбнулся какой-то своей мысли и вдруг выпалил:
– Слушай, маманя, можно я те подарок сделаю-то?! Рождество завтрать.
И, не дожидаясь ответа, он высыпал в её сумку с продуктами горсть конфет «Ласточка», отправил туда же следом сто рублей, протараторив, «Пой, ластоцька, пой», весело побежал вперед по лестнице.
Ошеломленная Нелли Константиновна, не успевшая ни отреагировать, ни возразить, молча ехала вниз. Впрочем, этот ликующий человек ей понравился. Она любила всё живое, радостное, непосредственное и теперь сокрушенно думала: «Сейчас таких мужчин совсем мало».
Вечером, беседуя с мужем об удивительных встречах по дороге домой, она недоумевала:
- Лель Палыч, скажи мне, что же это такое? Неужели я так худо выгляжу, что мне начинают подавать на улице?
- Нелюша, ты всегда очаровательна. А накануне Рождества принято дарить подарки, и бывают чудеса. Вот святитель Филарет тебя и отблагодарил за свой портрет.
- Как святитель Филарет?! – поразилась Нелли Константиновна.
- Через прекрасного молодого человека вернул тебе все издержки. Поздравил тебя с праздником!
- Святитель Филарет! – опять изумленно проговорила Нелли Константиновна, затем подумала немного и подвела итог сегодняшних приключений, - папашка Лель, ты у меня гений! Какое счастье быть рядом с таким человеком.
На праздник Рождества Христова она поехала в Храм Христа Спасителя навестить любимого святого Филарета и поблагодарить его за милости и помощь во всех своих делах. Надо ли говорить, что святочные дни прошли для неё особо радостно. Она услышала слова любви от людей незнакомых, но оказавшихся вдруг ей такими близкими. Маленькую их квартирку посещали гости, она сама ездила поздравлять дорогих сердцу друзей. Лель Павлович уже не выходил из дома.
Однако, как известно, все хорошее быстро заканчивается, скоро наступили рабочие будни. За чашкой чая с руководителем Фонда, когда обычно обсуждались мелкие текущие дела, Нелли Константиновна поделилась своими чудесными рождественскими историями. Он молча и внимательно слушал, и потом вдруг спросил:
- А сто рублей, которые вам дал человек в метро, сохранились?
- Да, вы знаете, я решила их оставить, как живую память о добрых людях.
- Покажите?
Нелли Константиновна пошла к себе, нашла в сумочке купюру и принесла начальнику.
- Положите эти деньги в ящик для пожертвования детям, что стоит в нашем холле.
Нелли Константиновна сначала изумилась этим словам, а потом, закончив чаепитие и обсудив рабочие вопросы, взяла старенькую купюру и опустила её в прозрачный ящик для пожертвований на детей, что стоял в каменном холле.
Взглянув на портрет Святителя, она вспомнила о пяти тысячах.
- Дорогой любимый наш, святой Филарет, - проговорила Нелли Константиновна, - благодарю сердечно за рождественский подарок. Хочется на эти деньги организовать новое доброе дело. Благослови, Владыко.
