Не знаю, кто как отреагирует на рассказ протоиерея Михаила Резина, но твёрдо, как никогда, убеждён в одном: мужчина поиграет желваками, намереваясь не плакать, а женщина – что же с них возьмёшь – пустит слезу. Иные реакции кажутся мне, вы уж простите, не настоящими, скрытыми от Господней воли.
И дело, уж поверьте, вовсе не в том, что рассказ написан священником, и даже не в теме, которая вот уже десять лет волнует всех нас, а в последние годы и вовсе забирает всё внимание каждого из нас, не оставляет, мучит, призывает сделать хотя бы что-нибудь.
Суть рассказа – в его тоне. Именно так и следует писать о сегодняшнем дне, о прозрениях земных и небесных. А что до Брэдбери – откуда же ему было знать в американских пятидесятых о том, что для нас, русских двадцатых уже годов двадцать первого столетия от Рождества Христова, ерунда. Может быть, он и хотел показать, что люди не способны отрешиться от ерунды даже на пороге бытия… так или иначе, перед всеми нами этот порог, и важнее всего для нас то, чтобы, переступая через него, мы говорили только самое главное
Сергей Арутюнов
Сидим с Константином, Костиком, как его ласково называют прихожане, на скамейке во дворе храма. С незапамятных времён работает он сторожем. Когда-то служил прапорщиком на сибирской РЛС. Теперь ему за шестьдесят. Забавный лысеющий романтик в тельняшке и со слуховым аппаратом в ухе.
Вечер благоуханный, жаркий, небо в нежных переходах от голубого к зеленовато-жёлтому. Постаревшие, но аккуратно побелённые Костиком яблони. Цветы среди камней поблёскивают каплями воды. Низко пролетел истребитель – штатные тренировочные полёты. Вороны, сидевшие на крыше пожарной части, тяжело поднялись над садами. Мимо ограды идут группами девчонки в светлых кисейных платьях или в чёрных лёгких брюках клёш – так сейчас модно. Идут в парк. В руках мороженое, сигареты, телефоны. Наверняка кто-то из них знал его. Может быть, кто-то жил по соседству. И в парке многажды пересекались их дороги. Они идут – юные, свободные и смешливые, по ветру летят распущенные волосы. Идут и не знают, что его везут из далёких далей по чёрной дороге, чтобы они под дерзкую музыку в парке могли подмигивать знакомым мальчишкам и пить холодный лимонад из бутылок. Чтобы жили. Чтобы пили воздух жизни всей полнотой своей юности…
Во двор входят военком и женщина в чёрном.
– Андрея привезут часа через три-четыре. Кто-то сможет открыть церковь?
– Конечно, – говорю. – Костя откроет боковую дверь. Можно будет внести гроб и войти всем желающим, родственникам. Свечи в лотке лежат.
Хорошо помню Андрея. Приезжая в отпуск, он заходил в храм. Я благословлял его на фронт, мазал освящённым маслом, а он держал мою руку в своих ладонях и говорил:
– Помолитесь, чтобы я вернулся!
– Ты вернёшься, Андрюша!
И вот он возвращается. Не так, как думал он. Не так, как рассчитывал я. Исполнились сроки, отведённые Богом, закончились дни, взвешенные на самых точных весах.
– Как он погиб? – спрашиваю военкома.
– Был водителем КамАЗа, подвозил боеприпасы на позиции. Попали с напарником под обстрел. Хорошо, что пустые ехали, а так бы и не собрать. Из машины выскочили – и в кювет. Андрея зацепил-таки осколок. Пробил бронежилет, пробил печень. Напарник держит его голову на коленях и видит, что лицо, глаза желтеют. Андрей шепчет молитву «Отче наш» и на слове «аминь» замолкает. Это напарник рассказывал. Вот такая история. Вы будете встречать, отец Михаил?
– Вряд ли. Завтра служить. Надо отдохнуть и приготовиться. Да ещё и отпевание после службы. Отпевание необычное, как вы понимаете.
– Да, будет много народу. Родные, знакомые, представители администрации и военно-ритуальной компании, люди от губернатора.
Подошла женщина в чёрном:
– Я тётя Андрея. Помолитесь о моей сестре Фотинии. Мы обе родились на Украине. Она осталась на Донбассе. Когда наши вошли в село, она пекла им хлеб. Наши отступили, зашли нацисты и арестовали её. До сих пор не знаю, что с ней. Никаких известий. Это – расплата за хлеб. Вы понимаете, за хлеб! Вздохните о ней, о Фотинии!
Голос срывается, она отворачивается. Военком подаёт руку:
– До завтра!
Снова сажусь под бок к Костику. Какие сгущённые дни! Какое скрученное в тугой жгут время! Днём зашёл в магазин. Продавщица из-за прилавка:
– Как хорошо, что увидела вас! Мой сын остался жив, вы представляете?! Бригада из шестнадцати медиков погибла под обстрелом, а мой сын жив, потому что Церковь молится, потому что крестные ходы у нас за бойцов каждое воскресенье…
– Да, да! – говорю негромко. – Молимся! И вы молитесь и благодарите Бога!
«Господи, шестнадцать медиков! Сколько бойцов не дождётся помощи!»
Снова дребезжит телефон. Включаюсь.
– Батюшка! Это Ольга из Переславль-Залесского. Вы меня должны помнить. Мы приезжали с мужем на крестный ход.
– Нет, Ольга, не помню. Простите.
– Понимаю. У вас столько людей проходит! Да ладно, дело не в этом! Муж уже полгода на СВО. Получил ранение, подлечился. Теперь его определяют в похоронную команду – развозить погибших по домам. Он наотрез отказывается. Хоть под трибунал! Говорит, мол, лучше на передовую, но гробовщиком и похоронщиком не буду! А начальство тоже упёрлось. Как быть?
– Не знаю, Ольга! Давайте вместе помолимся, а вы позвоните завтра. Утро вечера мудренее…
Можно бы и домой идти, но я всё ещё сижу на скамейке. В голове крутятся ахматовские строки: «Любит, любит кровушку Русская земля!» Не зря называют духовные люди Русскую землю антиминсом, в которой неисчислимое количество мучеников, которая вся пропитана их кровью. Думается, что в любом месте этой святой земли можно служить Божественную литургию, не нарушая канонов. Прямо на земле, прямо в траве или на пашне. У Бориса Ширяева в книге «Неугасимая лампада» есть строки: «Когда в елей Неугасимой лампады каплет кровь, её пламя вздымается ввысь, блистая и сияя всеми переливами небесной радуги – знака обета Вечной Жизни. Подвиг торжествует над страхом. Вечная жизнь Духа побеждает временную плоть».
Костик любит фантастику, читает запоем, перемежая Шекли и Беляева с Псалтырью. Он скачал на телефон приложение, дающее возможность видеть контур и название созвездия, на которое направлен телефон. Синева сгустилась. Всё ярче звёзды и ресничка месяца. Костик достаёт телефон, поднимает к небу и говорит:
– Смотрите, батюшка! Звезда упала! Говорят, кто-то умер и это душа падает. Может, это душа воина Андрея?
– Выдумки, – говорю рассеянно. – Метеорит сгорел в атмосфере.
– Батюшка, а вы читали когда-нибудь американского писателя Брэдбери? У него есть рассказ, который начинается взрывом на космическом корабле. Члены экипажа оказываются в открытом космосе. Они в скафандрах, и их несёт в разные стороны. Один из космонавтов падает на Землю и сгорает, как этот метеорит, в атмосфере. А по просёлочной дороге в это время идёт его жена с сынишкой. Мальчик видит падающую звезду и говорит ей: «Ой, ты видела? Звезда упала!» – «Видела, малыш. Ты успел загадать желание?» Сильный рассказ! Какая трагедия и насмешка судьбы!
– Читал когда-то. Ничего сильного в нём нет. Ещё тогда удивился, что космонавты гибнут в бездне космоса и болтают о чепухе. А рассказ, думаю, ради эффектного конца и написан…
Собираюсь вставать. Экран телефона у Кости засветился. Включился какой-то ролик, который с первых слов привлёк моё внимание. Слушаю и пониманию, что именно об этом я буду говорить собравшимся завтра на отпевании.
– Кто прислал?
– Знакомый из Городецкой епархии.
Городецкая епархия соседствует с нашей. Слышу негромкий голос иеромонаха Андрея (Кочетова), он служит в храме в честь Владимирской иконы Божией Матери:
«Наши парни борются с фашистской чумой, которая пытается завоевать весь мир, насадить свои ценности и традиции. Многих семей коснулась скорбь этой войны. У меня есть племянник – Андрей Кочетов. Мы полные тёзки. Подписал контракт, служил в 96-й Сормовской бригаде в разведке. Занимался секретной связью. Отец мог его отмазать, поскольку был депутатом заксобрания. Два раза Андрей приходил в отпуск. Много рассказывал о войне. Тяжело там. Гибнут ребята. Андрей в очередной раз поехал выполнять боевую задачу где-то на Донбассе. Прилетели две ракеты Хаймерс – местные жители сдали координаты. Два бойца погибли. Оба нижегородцы, один из них Андрей. Привезли Андрея на праздник Сретения Господня. Везли 40 дней…
Одна наша прихожанка окормляется у бывших архиереев, которые находятся на покое и живут в затворе. Где это место, не знаю даже я. Снится ей необыкновенный сон, который растолковать сама не берётся. Она рассказала свой сон старцам. Они выслушали, посовещались и сказали, что это сон от Бога. Благословили рассказать мне.
Видит она во сне бойца высокого роста, очень высокого. А был Андрей более двух метров. Весь в белом. “Мы все здесь в белой форме, – говорит. – Мы все воины Христовы. Передай Андрею, нашему Андрею, священнику, что у нас здесь всё очень хорошо”. Начал перечислять имена, много имён. Наверное, погибших парней.
Родители у Андрея верующие, но не воцерковлённые. Тяжело было их видеть и сопереживать вместе с ними. Много беседовал с матерью, с отцом. Андрей не был верующим, в храм не ходил, разве что в детстве с родителями.
“Передай Андрею, – сказал высокий воин в белом, – что я сейчас не просто верю в Бога, а Он нас Сам лично встречал. Вы ещё верующие, а мы Его в лицо видели и видим”. Передал просьбу: пусть купит 500 поясков “Живый в помощи” и вышлет нашим парням, пусть носят, и всё у них будет хорошо.
Купили, передали через командира 96-й бригады. Когда я спросил, сколько у них там бойцов, он ответил – 496. Удивительное подтверждение этого сна! Ещё сказал:
“Маме передай, что она молодец, что мужественно выдержала похороны”.
Помню, она сказала тогда: “Я не буду в соплях хоронить моего сына. Он – герой”.
Парни гибнут за Родину. Верьте, молитесь за них. Мы пока ещё только верим, надеемся, ожидаем, а они уже с Богом и продолжают нас с вами защищать. Аминь, аминь, аминь!»
…Слушаю и понимаю, что во всём этом тоже есть некое мистическое совпадение: рассказывает отец Андрей о своём племяннике Андрее – и к нам везут Андрея!
Прощаюсь с Костиком. Он благословляется и говорит:
– Господь сказал, что у Отца Моего обителей много. Может быть, звёзды – это фонарики над крылечками домов, где живут уже попавшие на Небо?
Жму ему руку:
– Возможно, ты прав. А что же тогда означают падающие звёзды?
– Думаю, это те же самые фонарики, которые небесные жители снимают с гвоздика, и они летят на Землю к тем, кто заблудился в темноте и просит о помощи.
Улыбаюсь:
– С Богом! До утра, Костик!
Андрея привезли часа в два ночи. Солдаты из ритуальной команды внесли гроб боковыми дверями и поставили посреди храма на скамейку. Мама Андрея, очень грузная и больная женщина, опираясь на две палочки, в сопровождении дочерей прошла в храм, взяла свечу и просидела у гроба до утра. Горела лампада из кроваво-красного стаканчика у Распятия, горела свеча в её руках, горели звёзды в небе. В эту ночь, сказал Костик, особенно много срывалось с неба звёзд. Святые брали фонарики и летели на помощь гибнущим, заблудшим, скорбящим, раненым, пленным, оставшимся без крова…
После литургии началось отпевание. Было, как и предполагалось, много людей. Рассказал я о воине Андрее, о его дяде-священнике из Городецкой епархии, обо всём, что незримо связывает нас с Небесами и Богом, что открывает жемчужные врата Царства Небесного. Мама Андрея незряче смотрела на гроб. Она не слышала меня – сердце её было с сыном. Мысленно она умерла, чтобы быть рядом с ним.
Цинковый гроб вставили в лакированный деревянный. Получилась большая ладья, усыпанная цветами. В ногах лежал зелёный берет с кокардой. В клубах кадильного дыма казалось, что ладья поднялась и через церковные двери медленно поплыла к вожделенному берегу. Её сопровождали шестеро юных подростков-солдат из ритуальной команды. Следом – река людей.
Возвращаюсь в алтарь и вижу на столе мерцающий экран телефона. Звонит Ольга из Переславля-Залесского:
– Батюшка, вы просили позвонить. Муж непреклонен. Ни за какие деньги не хочет развозить трупы погибших. Что скажете?
– Скажите ему, что он ошибается. Это не трупы, а мощи святых.
Вот я уже разоблачился после богослужения, уже иду мимо центральной иконы Божией Матери «Знамение» к выходу. Снова звонит телефон. Снова Ольга:
– Простите! Я передала мужу ваши слова – и не поверила своим глазам: впервые в жизни он заплакал.
