Обещание

Обещание
Международный детско-юношеский литературный конкурс имени Ивана Шмелева «Лето Господне» проводится Издательским советом Русской Православной Церкви. К участию в нем приглашаются учащиеся 6–12 классов общеобразовательных и православных школ, гимназий и колледжей России, стран СНГ и зарубежья. Сегодня мы публикуем работу Елизаветы Солодиловой, которая заняла 3-е место в IX сезоне Конкурса среди учеников 6-7 классов

ЕЛИЗАВЕТА СОЛОДИЛОВА

ГБОУ СОШ №10
(Самарская обл., г. Чапаевск)
Педагог: Людмила Алексеевна Дубровина


Обещание

Заочный этап

Какая дружба может быть в разгар войны? Я отвечу: самая настоящая, истинная, верная! Дружба, которой не страшны ни пули, ни смерть...

Моя история начинается в 1942 году. Я проснулся в тёмном помещении, пропахшем то ли гнилью, то ли сыростью. Пугающая темнота мешала свободно дышать. Сознание потихоньку возвращалось ко мне. Я услышал, как стучат по рельсам колеса. Страх сковал меня. Вдруг откуда-то донеслись всхлипы, постепенно переходящие в вой. 

- Мальчик! Мальчик! - услышал я дрожащий голос. Кто-то коснулся моего плеча.

- Кто со мной говорит? - шёпотом  отозвался я.

- Я Ваня, меня зовут Ваня. Мне страшно! Я ничего не вижу!

- Ваня? Ты один? Здесь еще кто-то есть кроме нас?

- Нет, я...

В этот миг раздался громкий свист, и огромная фигура выплыла из темноты, что-то пробормотав на немецком. Лишь на секунду полоска света проникла в вагон, но я успел разглядеть глаза говорившего со мной мальчика, в которых было отчаяние.

- Хватит разговаривать! Лучше помалкивайте! Иначе мы умрем не завтра, а сейчас.

Я был уверен, что это сказал старик, но, приглядевшись, я увидел юношу лет четырнадцати: 

- Что ты такое говоришь? Почему мы должны умереть?

- Потому что  война, потому что мы на пути к концлагерю.

Мои опасения подтвердились – я еду в то место, откуда никто не возвращался. Все замолчали. Но вдруг кто-то отчаянно закричал, и тогда раздалась автоматная очередь: этот кто-то  криком  подписал себе смертный приговор. И вновь мертвая тишина и усиливающаяся дрожь в теле.

Остановка. Прибыли. Загремел засов, дверь распахнулась, и весь вагон залился светом.

- Schneller, – прокричал жирный смотрящий, и на его лице расползлась страшная ухмылка.

Мы вывалились из вагона, озираясь по сторонам. Нас построили  в одну линию,  сильных и здоровых оставляли, а больных и еле державшихся на ногах сразу убивали.  И вот один из фашистов подошел к Ване, рыженькому мальчику с веснушками на щеках. Его серая длинная рубаха не могла скрыть хиленькое тельце. Сквозь рваные штаны виднелись тоненькие ножки, покрытые синяками. Не удержавшись от сильного удара, мальчуган рухнул на землю. Немец с презрением посмотрел на несчастного и схватился за автомат.

- Только попробуй! – выкрикнул я, пытаясь защитить мальчика. – Он же совсем  маленький!

Мне только показалось, что я кричал. На самом деле, от страха голос мой превратился в комариный писк. Немец громко захохотал, плюнул в сторону Вани и швырнул нас в сторону, как щенков, но стрелять не стал.

- Спасибо! Тебя могли убить, а меня ты даже не знаешь? – прошептал мне на ухо мальчишка с глазами, полными слез.

Я ничего не мог ответить. От страха язык мой онемел, ноги подкосились, в голове помутнело. В чувство меня привел тот же самый немец: он стукнул меня автоматом по спине и жестом показал идти.

Нас строем повели в барак. Это было деревянное помещение, похожее на сарай. Под ногами лежала солома, в огромные щели в  стене дул холодный ветер. Через некоторое время я решился посмотреть, что находится снаружи. Подойдя к стене, я посмотрел в щель и увидел, как из трубы белого здания шёл дым кислотно-грязного цвета, а рядом стояли фашисты и гоготали. Вдруг чья-то рука легла мне на плечо.

-Ну, чего ты там все выглядываешь? – раздался знакомый хриплый голос юноши-старика, голос из вагона поезда.

-Да я… я хотел…

-Поверь, в следующий раз фашистский автомат не пощадит. И еще, спасибо тебе за моего брата, - юноша удалился в конец барака.

Они братья? Совсем не похожи. Григорий, так звали старшего брата,  был черноволосый с изумрудными глазами, и взгляд был такой, что мурашки по коже. Через какое-то время я присел к своим новым знакомым, стараясь лишний раз не выделяться. Я думал, что мы продолжим знакомство, однако мальчики молчали.

Молчание продлилось недолго. Очень скоро нам принесли похлебку и кусочек черствого хлеба, ровно столько, чтобы не умереть с голода. Но и этого хватило не всем. Грише пришлось отдать свою порцию Ване.

Я протянул ему корочку хлеба:

- Возьми, тебе нужно поесть, а мне и похлебки хватит.

Гриша посмотрел на меня, его взгляд смягчился, и он с жадностью съел черствый кусочек.

- Слушай, почему вы одни? Где ваши родители?

- У нас нет родителей.  Мы попали в детдом, когда Ваньке было 4 года. Мама тогда говорила, мол, вернётся, как только денег побольше заработает, но не успела. Началась война. В детдоме было безопасно, пока  не пришли немцы. Мы выжили чудом. Помню, как быстро я бежал с братом на руках,  ноги после этого ещё долго тряслись. – Гриша замолчал, но вскоре продолжил. -  Нас всё же поймали и бросили в поезд. А где наша мама, мы теперь и не знаем…

- Я обещаю, мы найдем твою маму, – сглотнув застрявший ком в горле, сказал я.

- Если выживем…

- Да, если выживем…

В первую ночь было жутко: из головы не выходило белое здание, которое я видел днём. Что же там происходило?  Что означал этот дым?  В своих размышлениях я и заснул.

Прошло полтора месяца. Каждый день был одинаковым: работа, похлебка, холодная ночь. За это время мы  сдружились с Гришей и его братом. Нередко мы помогали друг другу в тяжелой работе, делились едой и даже соломой в бараке, чтобы было мягче и удобнее. На лице Гриши наконец появилось нечто похожее на  улыбку. Но в один день Ваня захворал. На работу он не вышел. Когда же мы вернулись, мальчика уже не было в бараке. Гриша сразу все понял, он побежал к белому зданию и отчаянно закричал. Я тоже тогда все понял!  Только сейчас я заметил, что в бараке оставалось все меньше людей, и нас с Гришкой тоже вкоре ожидает мучительная смерть.

- Нам нужно бежать, - шёпотом сказал я Грише, когда мы грузили очередную тележку камнями.

- Это невозможно…Там, - он указал пальцем на забор, - колючая проволока. Там, - его рука была направлена на вход в лагерь, - надзиратели с собаками.

- Я видел, как на тележке вывозят мешки и сбрасывают в яму. Нужно придумать, как попасть в эту тележку и на ней выехать из этого места.

- Нет, у нас ничего не получится.

Я взял Гришку за плечи и посмотрел в его глаза, в них были отчаяние и  безысходность.

- Пока мы не найдём твою маму, мы не умрём!

Договорить нам не дали, фашист со всей силы ударил нас прикладом, показывая, что нужно замолчать и продолжить работу. Но мысли о побеге уже засели в наших головах.

Однажды Гриша, очередной раз всматриваясь в щель, жестом позвал меня к себе:

- Смотри, у барака стоит сарай, откуда  вывозят эти тележки. О время обеденного перерыва немцы его не охраняют,  нам нужно попасть туда.

- Можно попробовать залезть в сарай во время работ, нас как раз завтра в ту сторону поведут.

- А если нас заметят?

- Нам всё равно нечего терять, нужно рискнуть.

Наконец-то нам повезло: нам велено было подколотить доски у барака, который находился недалеко от сарая. Спустя некоторое время, убедившись, что надзиратели не обращают на нас внимания, мы подошли всё ближе ко входу в сарай. Сначала туда попал я, а затем юркнул и Гриша. И тут весь наш план рухнул: посреди сарая стояла одна тележка, и мы оба поняли, что сбежать сможет только один.

- Залезай! – не раздумывая, крикнул Гриша.

- Нет! Почему я? Залезай и ты, здесь ещё есть место. Мы сбежим оба!

- Нет, нас сразу заметят. Полезай, я сказал!– отрезал Гриша, но увидев слезы на моих глазах, тихо проговорил. – Мне не к кому возвращаться. Ваньку убили, отец пропал без вести, а мать… А у тебя будет все хорошо, ты должен жить за себя и за нас. Ты должен, слышишь!!!

Я плакал, залезая в эту проклятую тележку, не желая мириться с тем, что мой единственный друг погибнет.

 Гриша быстро накрыл меня сверху соломой и сказал:

- Живи, Мишка, живи. И….найди мою маму. Скажи ей, что мы всегда любили ее.

В следующие секунды дверь распахнулась, и через солому я увидел, как автоматная очередь изрешетила грудь Гриши. Вот цена моей жизни! Страшная цена – жизнь моего друга.

- Я найду, вашу маму, я найду её, - сжимая кулачки,  прошептал я.

С тех пор прошло семь лет. Все семь лет я провёл в поисках. Семь лет я слышал: «Найди нашу маму». И я нашел. Я нашел детский дом, где жили братья, я узнал имя и адрес матери и, честно говоря, не надеялся увидеть ее в живых, ведь война унесла столько жизней. Я увидел женщину, которую состарило горе, она просила прощение у своих сыновей за то, что оставила их, за то, что не сдержала обещание вернуться, за то, что не была с ними рядом, когда они умирали. Она все рыдала и рыдала, а потом долго молчала. Не знаю, сможет ли она когда-нибудь простить меня за то, что вместо них живу я. Я молча встал перед ней на колени и, поцеловав руки, сказал:

- Спасибо, Вам за сыновей. Эту дружбу я пронесу через всю жизнь. 

С тех пор прошло много лет, а я не могу забыть тот день, когда друг отдал жизнь свою ради друга. Никогда не забуду! И вы помните!!!