Международный детско-юношеский литературный конкурс имени Ивана Шмелева «Лето Господне» проводится Издательским советом Русской Православной Церкви. К участию в нем приглашаются учащиеся 6–12 классов общеобразовательных и православных школ, гимназий и колледжей России, стран СНГ и зарубежья. Сегодня мы публикуем работу Александры Мороз, которая заняла 2-е место в IX сезоне Конкурса среди учеников 6-7 классов
АЛЕКСАНДРА МОРОЗ
МОУ "Гимназия № 44 "
(г. Тверь)
Педагог: Ирина Ивановна Тыренко
У каждого свой путь
Заочный этап
Спустя годы ученый-исследователь Дальнего Востока
не может забыть печального исхода дружбы
с охотником-гольдом Дерсу Узала.
Бессонными ночами он снова и снова
окружает себя воспоминаниями.
Я вошел в маленькую комнату, которая на короткий период была новым домом для моего друга Дерсу Узала. До сих пор я мучаюсь от тоски, которая разрывает мне сердце. Правильно ли я поступил, привезя его с собой в Хабаровск? Я исходил из искренних побуждений: трудно старому гольду зимовать в Уссурийской тайге. Вспоминал, как первое любопытство Дерсу сменялось оцепенением, близким к отчаянию.
Сиди у печки, смотри за огнем, теплооо!
Спи на сенном тюфяке под ватным одеялом, мягкооо!
Дерсу же тосковал о своей прошлой жизни: «Моя здесь сидит все равно утка. Как можно люди в ящике сидеть?» (1, с. 478)
Я все ждал, когда старый гольд обживётся и привыкнет к цивилизации. Казалось бы, ну что оставил туземец в прошлой кочевой жизни?
Взамен горных хребтов в свете луны я дал ему комнату в своём доме. Взамен монотонных печальных песен у костра я дал ему возможность часами молча греться у раскрытой печки. Взамен охоты и свежих ночных заморозков рассказал ему, что в городе стрелять нельзя, нужно беречь покой окружающих. Мой Дерсу был «смирный люди». (2, с. 482) Городские ограничения принимал терпеливо, мечтал вернуться к сопкам и снова мерить их унтами.
Я решился отпустить его. Как жаль, что проводить в дорогу, дать одежду, провиант я не успел. Стрелки говорили, когда Дерсу покидал мой дом, он шел с котомкой за плечами, напевая. Словно птица, которая запускает трели, чувствуя близкую весну. Старый человек возвращался в собственный мир, полный опасностей и испытаний. И он, мой добрый друг, отважный Дерсу, уходил в радостном предвкушении встречи с сопками.
Снова вспоминаю ту злосчастную телеграмму «Человек, посланный вами в тайгу, найден убитым». (3, с. 480)
Кто бы мог подумать, что так всё закончится! Никто не собирался искать убийц несчастного «инородца». Воры унесли винтовку. Вероятно, она-то и стоила жизни старику.
Судите меня всем миром! Смогу ли я когда-нибудь избавиться от чувства вины?
Горные террасы, ручьи и реки, распадки и буреломы. Среди них местные жители: гольды, удэге, а позже русские, китайцы, корейцы. Еще звери и птицы. Все это Божий мир. Каждому из люди (обитателям живой и предметам неживой природы, по мировоззрению Дерсу Узала) Творец определил свое место и дал тень (ханя, на языке гольдов, т.е. бессмертную душу). Во время сна эти души перемещаются. «Люди спи, - говорил Дерсу, - ханя ходи; ханя назад ходи – люди проснулся». (4, с. 374)
Каждую ночь меня мучает бессонница. Ко мне приходят тени. Тени прошлого. С ними я говорю о своей вине.
«Дерсу так крепко ухватился за сук! Я подумал, не приходится ли он сродни медведю?!» – захохотал за моей спиной Чжан Бао. (5, с. 368) Туземец, сопровождавший нас в лесу, вспоминал опасную переправу через реку.
- Дерсу – самый опытный охотник, каких я видел. Одиночка. Находил выход из любого положения. Он неоднократно предупреждал нас об опасностях, предвидя их на пути. В ночной темноте он никогда не поддавался панике, будь рядом зверь или природное бедствие. Мы пережили вместе наводнение, когда затопило избушку для ночевки охотников – фанзу, опасную переправу на плоту, когда нас сносило в водопад. Он мужественный человек, этот гольд! Ты зря привез его в город, капитан!
Я тяжело вздохнул. Да, я согласен с каждым словом Чжан Бао. Ему ли не знать, на что был способен Дерсу!
Краем глаза я уловил движение у печки. Раздался сдавленный голос:
- Не угостишь ли ты меня, капитан, чаем? Принеси мне кружку и два куска сахару, как в прошлый раз!
Руки моего ночного миража - гостя тряслись. Подай я ему опять чай, он снова уронит кружку и разольет. Как тогда в долине. (6, с. 355)
Зверолов - китаец надолго замолчал. Я вспомнил, как Дерсу берёг покой старика Ли Цу-бина и ходил мимо него на носках, говорил шепотом. Отшельник снова погрузился мыслями в далекое прошлое. Я хотел окликнуть его: ведь зачем-то же старик явился этой ночью? Почему-то я не решился этого сделать и ждал.
- Я пришел успокоить тебя, капитан! – наконец сказал он. – Я благодарен сопкам, среди которых прошла моя жизнь, фанзе, которая давала мне приют много лет, и даже ручью, который утолял мою жажду свежей водой. Ты знаешь, я попрощался с лиственницами, которыми посадил собственными руками у стен фанзы. Я много лет жил там в одиночестве, но, став совсем старым, я вынужден был попрощаться с теми местами навсегда. Я надел котомку на плечи и вернулся на родину, к брату, чтобы с ним окончить свои дни. Видишь ли, да, человеку трудно одному. Я подарил тебе браслет. Я надеялся, что на счастье. Почему ты не счастлив, капитан?
После этих слов старик-зверолов отвесил мне земной поклон, как и раньше. И оставил меня наедине с моими тяжелыми мыслями. Я старался найти себе оправданье, что не мог бросить друга в лесу, когда он потерял зоркость. Ведь охотничья удача стала изменять ему.
- Рррры! – заревел под окном тигр. Я уже привык, что зверь тоже приходит ко мне мучительными бессонными ночами. Там в уссурийской тайге Дерсу опасался, но не боялся его. Старый гольд грозно разговаривал с тигром, убеждая держаться подальше от винтовки своей собственной и солдат экспедиции.
Я попробовал подражать моему другу и прокричал:
- Что ревешь? Моя тебя трогай нету. Зачем сердишься? (7, с. 331)
Тигр прорычал уже менее громко:
- Я зверь и подстерегал добычу из-за засады. Дерсу Узала всегда знал по моим следам, что я долго крадусь по кустам, прежде чем напасть на козулю или кабаргу, шедшую по лесной тропе на водопой. Он знал мои повадки. Он знал, что я, в отличие от медведя, дышу и ступаю очень тихо. Этот охотник метко стрелял, почти не целясь. Однажды я решил, что могу ослушаться его окрика: «Тебя ходи не хочу – моя стреляй, тогда виноват не буду». (8, с. 332) Я шагом двинулся в кусты, а нужно было бежать. Он же не смог удержаться от выстрела и спустил курок. Он убил меня и сам узнал об этом спустя несколько дней. Понимаешь, какого ловкого охотника ты увез в город в сытую жизнь? Он должен был быть всегда голодным, чутким! Тогда бы он никогда не потерял привычки спать вполглаза. Тогда никакие убийцы не смогли бы подкрасться к нему за винтовкой. Городская жизнь расслабила его! Ты виноват! Рррры!
И тут на мое окно сел поползень. Откуда он здесь? Или это тоже ханя, тень? Но чья на этот раз? Кто мой предрассветный гость? Кто еще пришел обвинить меня?
- Капитааан!
- Дерсу, ты?! – вскричал я. – Друг мой! Я по тебе так соскучился!
«Спасибо, капитан! Моя тоже так. Тебе сопка один ходи – моя шибко боится». (9, с. 378) Я задержал дыхание, боялся пошевелиться, чтобы не вспугнуть тень моего бедного товарища.
- Ты столько раз выручал меня, ты столько раз оказывался прав – без тебя я бы много раз погиб там, в лесу! «Ты рисковал жизнью, чтобы не рисковал ею я». (10, с. 368) Простил ли ты меня?!
- Конечно, моя не знает сложных вещей. Но помнишь солнце или луну? Они туда-сюда ходи, мы видим их каждый день. Это простые вещи, о них не стоит говорить. Ты говорил: «Мой дом – твой дом, Дерсу!» Я не забыл. Ты был гостеприимным, и тебе было нелегко решиться отпустить меня назад в сопки. Это тоже простая вещь. Не о чем говорить. Просто я поспешил. И даже теперь моя шибко боится за тебя. Моя никогда не корит тебя, капитан!
За окном светало. Я заснул. Дерсу помог мне успокоиться. Очень трудно дать возможность каждому прожить свою жизнь. Старый охотник научил меня любви к ближнему.
Все цитирование по пунктам 1-10 по книге: Арсеньев В.К. По Уссурийскому краю. Дерсу Узала. - Л., Лениздат, 1978.
